Враги друг друга не предают
Шрифт:
Ящер, подгоняемый ездоком, пружинисто ставил ноги, незаметно прибавляя темп. В лицо летела снежная крупка, покалывая щеки. От близости крупного мужчины, прикрывающего спину от ветра, стало жарко. Я рассматривала сильные, обветренные и красноватые от мороза кисти рук, придерживающие поводья уздечки. На безымянном правой руки тускло сиял гранями оправленный в платину сапфир. Кольцо выглядело солидным и старым из-за грубоватой оправы.
Дороговато для простого охотника. Или не такой он простой. Вон и выговор у него и Фиксы слишком правильный для простых горожан.
Раздумывая так, продолжала разглядывать наемника, оценивая стать и наряд. Из-под
После осмотра охотника, я уверилась, что он — личность темная, и доверять такому не стоит. Совсем разомлев от плавного, укачивающего хода нашего скакуна, я задремала. Тело отяжелело, глаза сами собой закрылись.
* * *
— Лекса, ты живая, — визг на ультразвуке заставил разом распахнуть глаза. — Прости, прости… я больше так не буду… обещаю…
Взлетев на ящера, у меня на шее повисла малышка, заливая лицо слезами. Я обняла девочку, поглаживая по вздрагивающей от рыданий спине. Мы остановились в укромном месте, на пятачке среди скал, кое-где обнажившихся из-под снега.
— Поцелуи и объятия позже, когда станем привалом. Сейчас времени нет, — гаркнул на нас давно спешившийся Леон, закрепляя на шурха свои сумки. — Лекса, едешь с мелкой. Фикса идешь первой. Я замыкаю. Сейчас сходили по нужде. Останавливаться до заката не будем. Едим тоже в седле. Всем все ясно?
— Почему такая спешка? — я подала голос, слезая следом за девочкой с ящера.
— Вон, видишь, с запада надвигается темная туча. И когда она нас догонит, нас накроет метель. Я хочу успеть до ночи добраться в предгорья, — теряя терпение, ответил Леон, проверяя подпругу.
Мужчина для острастки шлепнул сунувшего нос любопытного ящера по морде. Обиженно фыркнув, шурх отвернулся, взмахнув хвостом, явно намереваясь отомстить обидчику. Одним гибким движением Леон ушел с траектории удара. Вглядевшись в горизонт ничего кроме размытой лазури не заметила.
Я хотела возразить, но Фикса и малышка подхватили меня под руки и потащили за дальний сугроб в туалет.
* * *
Ящеры размеренно неслись след в след несколько часов, но мне казалось вечность. На диво послушное животное хорошо слушалось поводьев, топая точно за чешуйчатым хвостом собрата, покачивающимся перед его носом. Удерживая поводья, прижимала прильнувшую ко мне девочку, заботливо прикрывая от летевшего в лицо ветра полами широкого плаща.
Метель, как предсказал охотник, не на шутку разгулялась. Непогода испытывала на прочность троих седоков, с остервенением швыряя колючую снежную крупку в лицо, срывая капюшоны и теплые плащи, забиваясь в рот, в выбившиеся из-под шапок пряди, шерсть ящеров. Вокруг темнело, и я уже не понимала от шедшего хлопьями снега, или долгий день, наконец-то, заканчивался.
Не смотря на четыре слоя одежды, я продрогла и мечтала о горячем отваре и теплой постели. Проснувшаяся малышка завозилась, стараясь выбраться из теплого кокона, выскальзывая из седла. Я прижала ее сильнее, но строптивица одернула полу плаща, защищавшую от метели, и тут же получила снежный заряд в лицо. Пискнув что-то возмущенное, зарылась в теплый мех.
— Дин, мы скоро прибудем — потерпи, — уговаривала малышку, не очень-то веря в это сама.
От долгого сиденья и с непривычки тело затекло, занемевшие ноги покалывали тысячи острых иголок. Мысленно проклинала дорогу, непогоду,
— Дальше дорога сворачивает, и по ней добираться до стоянки всю ночь. Но вдоль ущелья идет тропа. Пойдем ней — успеем до темноты, — прикрываясь от снега, прокричала наемница Леону и мне.
— Идем по тропе. След в след, — не колеблясь, решил охотник, беря моего зверя под уздцы. — Слезай, Лекса. Теперь придется ножками топать.
Неловко сваливши к ногам наемника окоченевшее тело, с трудом поднялась, проигнорировала издевательский комментарий и смешок, стянула со своих плеч плащ и закутала Дин, оставшуюся в седле. Пристроившись за хвостом ящера Фиксы, проваливаясь в рыхлый снег, через полчаса осознала, что утомительная езда была цветочками и не стоила моих упреков и стенаний.
М-да, все познается в сравнении.
Стараясь не смотреть вниз, в ущелье с засыпанными снегом склонами, начинавшееся в нескольких шагах от тропы, стиснув зубы, старалась попадать в след Фиксы, но ее глупый ящер баламутил снег хвостом, превращая путь в рыхлую кашу. Мой шурх фыркал, мотал головой и щелкал пастью, едва наглый хвост в очередной раз пролетал вблизи от него. Я не одергивала его, ожидая, когда же ловкость моего ящера будет вознаграждена, а мерзкая конечность покарана. В голове крутились строчки песни о легендарном «Варяге». Бормоча их под нос, упрямо преодолевала снежное болото, с каждым шагом все больше уважая труд городских дворников.
Глава 20
Глава 20
Стоянкой оказался спрятанный между скал пятачок, укрытый от ветра и снега. С наступлением ночи, метель стихла, и небо прояснилось, явив россыпи незнакомых созвездий. Отблески пламени причудливыми тенями играли на неровных скалистых стенах. Тихо фыркали ящеры, хрустящие свежим снежком, незлобно ругалась, поминая Рогатого Бьерна, наемница, и устало сопела, уткнувшись в мою шею девочка.
Фикса колдовала над ужином, согревая воду для отвара. Наемник педантично осматривал спины прижавшихся друг к другу ящеров, поглаживая их по мордам и тихо шепча что-то каждому. Вытряхнув набившийся снег из сапогов, я пристроилась в закутке и, притянув малышку на колени, дремала в ожидании еды.
* * *
Я долго летела вниз в темноту, пока яркий свет заставил зажмуриться. Ноги опустились на что-то мягкое и пружинящее. Раскрыв глаза, задохнулась от восторга, я очутилась на летней лесной, поляне. Зеленый от травы пятачок окружала стена вековых ясеней, шелестящих серебряной листвой. Вдохнула полной грудью особый дух нагретой древесной смолы, сырости и малины, погладила теплую кору ближнего дерева и счастливо рассмеялась, радуясь, что вернулась домой на Землю, не заботясь куда именно, зная, что язык до Киева доведет. Из глаз брызнули слезы счастья. Легко смахнула их здоровой левой рукой. Не веря глазам, уставилась на родную кисть со знакомым шрамиком и сливающимися линиями жизни и судьбы. Сорвала душистую перезревшую ягоду, растерла между пальцев, чувствуя прохладный сок, потекший на ладонь. Аромат ударил в нос и я, замычав от наслаждения, прикрыла глаза и слизнула сладкую дорожку. На ладонь, подтверждая ее реалистичность, бесстрашно села желтая бабочка, развернула скрученный хоботок и медленно поползла к большому пальцу.