Вредители
Шрифт:
На этом месте Кимитакэ понял всё до конца. И даже представил, как это выглядит со стороны - ещё не старый мужчина-иностранец и юноша в форме самой элитной школы страны мило беседуют за одним столиком в таком вот интересном заведении. И невольно возникает вопрос: они всё-таки по случаю безденежья одну на двоих закажут? А когда всё-таки закажут, то в каком порядке будут потреблять?
Но это не то, о чём вы подумали!
Их положение выглядело настолько пошло, что могло бы быть сценой из романа для девочек.
Впрочем, даже если и это было по-настоящему пошло, Кимитакэ вдруг обнаружил, что после опыта с одеколоном слишком
Чего там! Он был даже слишком пьян, чтобы понять, смотрят на них или нет.
– А зачем мы здесь?- спросил он, с трудом ворочая языком.- С кем у нас тут свидание?
– Ни с кем!
– Какой тогда смысл.
– Смысла нет.- произнёс Леви. Потом спохватился, словно выдал какую-то тайну и добавил:- Просто после одеколона надо бы кофе. Чтобы не так сильно шибало.
– В этом вопросе я целиком полагаюсь на вас, учитель.
– Посмотри наверх. Знаешь эту картину?
Кимитакэ задрал голову.
И правда, над ними висела картина, такая большая, что школьник её сперва не заметил.
Изображено там было нечто зловещее.
На песчаном берегу бурного моря громоздилась огромная арка, казалось, сложенная из окаменевшей чёрной тучи. С вершины этой арки слетала на песок и уходила в проём кавалькада каких-то диковинных людей - одни из них обнажённые, другие полуголые. Их тела отливали красным, а справа, из морской дали, наползала целая гряда сумрачных туч, что предвещали скорую бурю.
– Европейская какая-то,- только и смог сказать Кимитакэ.
– Это один из шедевров безумного художника Дадда. Картина называется - “Снизойди на эти жёлтые пески”. Точно так же называлась одна из работ великого композитора Адриана Леверкюна. Это должна была быть песня Ариэля для оперы по “Буре” Шекспира - для сопрано, челесты, засурдиненной скрипки, гобоя, ещё сильнее засурдиненной трубы и флажолетных звуков арфы!
– но она весьма сложна, да и “Бурю” несравненный Леверкюн так и не окончил. Вот и вышло, что эту композицию обычно исполняют отдельно, подобно “Полёту валькирий”... Великий Леверкюн! Я ещё успел с ним познакомиться, пока сифилис не доел разум величайшего композитора нашего века. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились. Можешь себе такое представить? Он жил под Мюнхеном, в маленьком домике. И уже тогда был знаменит на всю Европу.
– Я не слышал про него. Но мог слышать его музыку. И да, я могу это представить.
– Даже если ты и слышал, то не помнишь,- отмахнулся Леви,- Его музыка слишком сложна, она не для школьников. Она для студентов! Её можно только изучать. Но постичь её немыслимо. Этот болван Цейтблом собирается взяться за биографию своего друга детства, но не сможет сказать ничего важного. Чего там - этот прохвост Шёнберг, которому хлопает нью-йоркская публика, отравленная джазом и демократией, хоть и смог довести до ума теорию своего великого современника, органически не способен повторить эффект даже самых ранних его сочинений. Да, теорию додекафонии по Леверкюну теперь изучают на последних курсах все композиторы - хотя у её автора просто не было времени на теоретические труды, он должен был сочинять и снова сочинять музыку. Музыку, которая непонятна для современников и которая указывает в будущее… Уже с первых нот становится ясно, насколько незаменим подлинный гений. Как может Шёнберг или кто-то ещё сочинить то, что не успел сочинить
Разум Кимитакэ плыл тем временем по парфюмерному морю, а Эйнштейн, Шекспир и Гёте вместе с сурком казались величественными скалами над отравленной гладью.
– А что было первым?- смог спросить он.- Картина — или музыка?
– Сначала был Шекспир. Это первая песня Ариэля из его пьесы, её вспоминают часто. Очень часто,- учитель музыки икнул,- Весьма часто. Эта пьеса настолько великолепна, что многие сомневаются в авторстве Шекспира, ты можешь представить? Говорят, её сочинило некое тайное общество.
– А вы слышали о теперешних тайных обществах?- с внезапной надеждой спросил Кимитакэ.
– Слышал ли я? Да меня постоянно обвиняли, что я с ними связан!- гордо рявкнул учитель музыки,- Нас всех обвиняют. Поверить в это может каждый. А как опровергнешь?
– Вы слышали про тайное общество, которое называется “Стальная Хризантема”?
– Нет. В таком пока не обвиняли. Но скоро это будет исправлена. Ведь про места вроде того, где мы сейчас находимся, тоже говорят, что это тайные общества. Но как видишь, ничего тайного в отношениях не бывает.
– А про какие общества вы слышали?
– Ну вот, к примеру, “Общество зелёного дракона”. Они были в Германии, собирались с помощью вас, японцев, исследовать тайны Тибета. Сейчас, конечно, ничего не исследуют. Слишком это всё сложно.
– А вы знали кого-то, кто в этом разбирался?
– Дома - нет. Здесь - только слухи. Эдогава Рампо, говорят, занимался чем-то таким, когда был моложе. Ты знаешь Эдогаву Рампо?
– Да, знаю. Он очень знаменитый современный писатель.
Откуда-то появился кофе. Кимитакэ отпил и понял, что такого ещё не пробовал. Но не смог понять - такого хорошего или такого плохого.
– Вот именно!- замотал головой учитель музыки,- Ты знаешь его как писателя. Ты не знаешь про его членство в этом обществе. Но ты не знаешь ещё кое-что про него!
– Что же это?
– Раньше, до войны, когда он был моложе и эпоха Тайсё была в зените, он очень любил посещать подобные места!- произнёс учитель музыки и многозначительно постучал пальцами по столу.
Кимитакэ невольно огляделся и поймал ещё пару мужских взглядов.
– Я даже не подозревал об этой… стороне его жизни,- признался юноша.
– Я скажу даже больше! Он любил посещать в подобные места вместе с женой!
Кимитакэ так и остолбенел. Открывшаяся перед ним картина была настолько извращённой, что он не мог в неё ни поверить, ни выкинуть её из головы.
Между тем, учитель музыки внезапно перешёл на темы глобальной политики.
– …Конечно, при дворе есть свои группировки. Сейчас у власти этот генерал Бритва. Ты мог слышать в школе, что принц Коноэ его ненавидит. Это правда, но император утвердил назначение. Иногда кажется, что это сделано нарочно - чтобы премьер-министр был посторонний человек, и всегда помнил что над ним стоит императорская семья. Только вот генерал Бритва, похоже, настолько лихой, что намёка не понимает. Конечно, это непривычно, что у генерала больше влияния, чем у принца императорского дома… Так вот - не всем это нравится!