Вредители
Шрифт:
Кимитакэ стало не по себе.
– Скажи, от меня чем-то пахнет?- осторожно спросил Кимитакэ. Рот ещё помнил едкий вкус одеколона, а нос не мог сообразить, это запах выветрился или он просто привык.
– Только страхом,- ответил Юкио.
От такого ответа легче не стало.
Так что Кимитакэ забился в угол, открыл книжку и попытался нырнуть в чтение. Он ещё в детстве услышал, что один писатель (великий, русский, но не Достоевский) никогда не выходил из дома без книги. И с тех пор всегда так делал сам, особенно когда хотел спрятаться от скучной
Поездки сразу стали нескучными. А ещё он прочитал много такого, что голова шла кругом.
Сегодня в пути Кимитакэ решил хоть как-то ознакомиться с идеями знаменитого Окавы Сюмэя. По радио часто говорили, что это крупнейший философ современной Японии. Раньше был связан с патриотами-экстремистами и решал философские проблемы Южно-Маньчжурской железной дороги, а теперь, как многозначительно сообщали радиоведущие, работает над возрождением тайных школ патриотически настроенных ниндзя.
У отца нашлась изданная ещё до войны книга этого мыслителя, озаглавленная “Некоторые проблемы евразийского возрождения”. Было не очень ясно, как попала в дом их семейства. Возможно, её выдали на работе отцу, чтобы сотрудники отдела рыболовства не отставали от всяких тенденций.
Книга оказалась сборником статей и лекций о международном положении. Но Кимитакэ успел прочитать только первую фразу: “Пройдя через коммунистическую революцию, Россия вступила в противоестественную связь с Красным Драконом…” - а потом вдруг ощутил, что трамвай остановился.
***
Приехали?
Но почему не звенят двери? И почему всё вокруг так встревожены?
Кимитакэ подобрался к окну, посмотрел вперёд.
Слева и справа на улице нависали привычные угрюмые дома. А прямо по ходу движения рельсы истончались, словно во сне. И упирались в дом без особых примет, который вырос прямо поперёк улицы. Рельсы уходили прямо в дом и там пропадали.
Водитель и уже знакомый кондуктор даже выбрались на мостовую, но толку от этого не было. Дом стоял поперёк дороги, как если бы это место принадлежало ему всегда.
Водитель даже пытался стучаться в боковую дверь. Разумеется, бесполезно. Дверь была заперта, и даже в окнах было пусто.
Тем временем кондуктор успокаивал пассажиров.
– Невозможно дальше ехать,- объяснял он какой-то буйной старушке,- Видите, дом стоит. Надо с ним разобраться.
Позади уже слышались звонки - два трамвая тоже стояли на парализованной ветке.
Кимитакэ начал выбираться из вагона. Возможно, получится добраться до школы пешком. Или как-то исправить создавшееся положение.
(Он пока не знал, как)
Вагон был набит битком, но его пропустили. Улица дохнула в лицо едкой гарью. Кимитакэ обмахнулся фуражкой, как веером, а потом зашагал к проклятому дому.
И чем ближе он подходил к дому-преграде, тем более подозрительным этот дом выглядел.
Например, он был бесцветным. И дело не в том, что архитектор подгадал так, чтобы в здании были только белая и чёрная краска. Нет, он был бесцветен по-другому, как бывают бесцветные сны. Никакие цвета не имеют значения.
Кимитакэ подошёл ближе, напоминая себе, что в наши дни каждый должен быть смел и бесстрашен.
Толкнул дверь. Дверь не пошевелилась. Ощущение было такое, что она не просто заперта, а скрывает за собой глухую дощатую стену.
Сомнений быть не может. Стучать было бессмысленно.
Тогда он отступил на шаг и посмотрел на дом ещё внимательней. Теперь дом казался не просто чёрно-белым - он казался скорее неким планом, схемой, знаком, который обозначал дом и был непреодолимым препятствием для каждого, кто мог его прочитать. И для трамвая, и для человека.
Кимитакэ не знал, как это сделано. Но тут определённо не обошлось без магии. И оставалось надеяться, что это та самая магия, которую он заподозрил.
Школьник достал верный пенал для каллиграфии, сдвинул крышечку - но на этом остановился. Допустим, он попытается написать иероглифы - но какие? Или он может даже изобразить одну из Великих Печатей, которые он успел выучить. Но опять же - какую? Никакой подсказки.
Нет, это не могло помочь. Дом выглядел законченным и неприступным.
Скорее по наитию, он закрыл пенал и спрятал его в портфель. А потом достал нож для разрезания бумаги.
Нож достался от дедушки Садатаро. А дедушке его подарили соратники по партии, когда провожали в губернаторы далёкого острова… Красивый, блестящий и довоенный, он годился для всего, им можно было даже карандаши точить. И при этом, что удобно для школы, совершенно не был похож на холодное оружие.
Кимитакэ сжал рукоятку, замахнулся ножом - и вогнал его прямо в дверную створку.
Сперва нож шёл тяжело - сквозь дверь прямиком в деревянные брусья. Но потом послышался знакомый звук и рука сама поползла вверх, оставляя за собой узкую щель.
Теперь нож резал бумагу. Дорогую, очень плотную бумагу, на какой можно писать хоть новогоднее поздравление от самого императора. Но всё-таки он её резал, потому что был для этого предназначен.
И вместе с бумагой резал дом, на этой бумаге нарисованный.
Вот уже закончен первый разрез в полтора человеческих роста. Кимитакэ отступил ещё на полшага, внимательно разглядывая свою работу - а потом опять принялся резать, на этот раз горизонтально.
Словно самурай, которому порекомендовали совершить сэпукку, он хотел делать как можно меньше разрезов - и в то же время каждый из этих разрезов должен быть стать как можно более точным.
Горизонтальных разрезов потребовалось два, оба короткие. А потом он просто схватился за колючие края, рванул хорошенько - и оказался перед огромной дырой, за которой открывался всё тот же Токио, к которому он привык.
Разрезанная бумага с остатками теперь уже бесформенного рисунка, таяла в воздухе. Он не успел даже разглядеть, на чём держалась эта бумага, - загадочный дом рассеялся, словно морок. Рельсы снова бежали вдаль по знакомой улице. Путь был свободен.