Вредители
Шрифт:
– А как тут обойтись без пропаганды? Нужно же донести до населения, что оно должно делать и кому подчиняться, чтобы страна спасалась и процветала.
– Никак не обойтись без пропаганды,- заметила Соноко,- потому что традиция безусловной преданности императору - выдумка. И ты знаешь об этом не хуже меня.
– Я слышал, что коммунисты такое говорят. Но доказать не могут.
– А тут и доказывать нечего. Нет ни одного документа времён сёгуната или даже более ранней эпохи, когда император был в полной силе, в котором было бы написано, что самураи подчиняются императору, Все они подчинялись главе клана и приходили на войну, только если самому государству угрожала опасность.
– Или не шли,- заметил Кимитакэ,- Даже при сёгунате это было необязательно.
–
– Ну а как по другому-то жить в наше время, когда и армии массовые, и техника сложная? Человек же не знает, как работает паровоз - но всё равно может доехать на поезде из Токио в Осаку и обратно. Безопасность путешествия гарантируют наши национальные железные дороги. Точно так же и безопасность государственной политики гарантирует император. Пока он есть - можно не опасаться, что политики чего-нибудь поломают.
– Да причём тут паровозы! Это просто лозунг, и точно известно, когда его придумали. Вспомни, сколько лет было императору Мэйдзи в момент реставрации?
– Шестнадцать. Наш с тобой ровесник.
– Вот именно. Править сам и единолично он не мог - просто потому, что не во всех паровозах ещё разобрался. Поэтому вокруг него Гэнро - совет старост. Девять выходцев из Сацумы и Тёсю - тех самых провинций, которые и вернули власть императору. Эти люди решали в стране всё, хотя не было ни указа о их назначении, ни устава этого странного совета. Люди из гэнро могли даже никаких постов не занимать. Покойный Мэйдзи просто подписывал всё, что ему приносили. Конечно, за годы службы кого-то ставили премьер-министром, министром важного направления или послом в важную державу. Кого-то повышали до маркиза, кого-то больше для порядка поднимали в адмиралы флота или генералы армии. И им прощалось очень многое. Вспомни, например, мятеж Сайго Такамори - а ведь его младший брат Цугумити как заседал в гэнро, так там и остался, хотя неизвестна даже дата, когда его в совет ввели. Возможно, никто и не вводил - он просто зашёл на заседание, сел и никто не рискнул его прогнать.
– Но в этом мало удивительного. Покойному императору нужно было с кем-то советоваться. К тому же, насколько я слышал, в наше время гэнро прекратилось по естественным причинам. Все девять его участников просто поумирали - одни от старости, другие от террористов.
– Но их наследие живо. Не забывай, что наш император тоже был очень молод, когда пришёл к власти. Когда стало ясно, что старый Тайсё уже ничего не может, его утвердили регентом, ему было был двадцать один год, он как раз университет закончил. Вокруг него тоже хватает людей, которым он многим обязан, и которые формально не занимают постов - но теперь они даже не имеют специального названия, потому что в нём не нуждаются. Именно они придумали сразу после подавления мятежа Сайго Такамори подчинить армию и флот самому императору. Так что влиятельные люди из других провинций и уже не смогли бы собрать личные армии. Как бы они не возмущались текущей политикой - повторить мятеж Такамори не получится. Настолько не получится, что стало возможно провозгласить Сайго Такамори национальным героем и образцом самурайского служения. Таким же образцом, как и те, кто его восстание подавлял. Такой вот идеологический коан, не хуже хлопка одной ладонью.
– Но народу нужны герои. Если брать за образец Сэй-Сёнагон - великой державой не станешь. Нашему народу нужен и великий полководец Ода Набунага, и великий фехтовальщик Миямото Мусаси - чтобы те, кому Гакусуинов не светит, шли в военные училища, а кто и на это не способен - хотя бы увлекались кэндо и мечтали о смерти в бою. Иначе опять приплывут чёрные корабли - и это уже не получится отменить вместе с сёгунатом.
– А может, просто не надо пытаться делаться великой державой? Живёт же Тайланд.
– Тайланд наша армия защищает. Даже агитационные плакаты для них печатаем.
– Ну вот бы и нас кто-нибудь защищал.
–
– Но в эпоху сёгуната как-то жили.
– Голодно жили в эпоху сёгуната,- напомнил Кимитакэ,- Загляни в учебник истории - не школьный, а потолще. В годы изоляции голод примерно приходил раз в сорок лет. Это всего лишь маленькие буковки на странице учебника и даже историям Ихары Сайкаку посвящено больше места. А ведь каждый раз голод забирал не меньше миллиона человек, а рисовые склады на Сакате опустошались дочиста. Да, в это трудно поверить, когда сидишь пьёшь зелёный чай под журчание воды в традиционном садике - но прямо сейчас в деревнях, что ютятся среди дремучих лесов на севере того же самого острова люди настолько бедны, что новорождённым девочкам заматывают голову в вечернюю газету, пока не задохнутся, а старики, почуяв срок, на своих двоих отправляются в чащу - чтобы больше не вернуться. Мы совсем не маленький архипелаг - мы ненамного меньше Германии. А население у нас и вовсе огромно: его хватило бы, чтобы заселить половину просторов России. Людей, которыми управляет мой отец и на которых наживается твой отец - их в нашей стране очень много, а полей и пастбищ больше не становятся. И потомки самураев - самые бедные из жителей нашей страны, ведь служили самураи за рис, а не землю. Чтобы они не стали разбойниками - мы отправляем их в армию. Чтобы прокормить армию и страну, чтобы было, куда переселять излишки населения - нам необходимы колонии. Весь мир охвачен войной - а у нас нет ресурсов. Мы не голодаем сейчас, как при сёгунах, только потому, что у нас есть колонии. Они есть у всех европейских держав. Без дешёвой еды и руды, без могучей армии - не достигнуть нам утончённой культуры.
– И до каких пор мы будем возделывать чужую землю, политую нашей кровью?
– До тех пор, пока времена настолько не изменятся, что это всё перестанет вообще что-то значить.
Соноко хмыкнула. Попыталась налить себе чаю, но в чайнике уже было пусто. Она так и осталась сидеть с пустой чашечкой.
– Некоторые люди не только ждут, но и готовы сами менять эпоху. А некоторые не против, чтобы их на фронт отправили. Это называют героизмом - хотя что героического в послушании? Самураев древности на войну никто не посылал - они сами туда шли, оставляя за собой опустошённые земли.
– От меня больше толку в тылу. И не надо говорить, что все просто подчиняются. Я знаю людей, которые живут по-другому.
– Ты что, тайное общество какое-то отыскал? И тебя туда даже приняли..
– Тайные общества у нас вообще-то запрещены,- напомнил Кимитакэ,- Времена-то военные.
– Разве есть преграды для настоящих патриотов?
– Всё не так просто, как тебе кажется.
– ..И в этом обществе настоящих юных патриотов,- Соноко торжествующе заулыбалась,- есть девушка, да? Она намного лучше, чем я. Ты не можешь выкинуть её из головы. И ты мечтаешь отличиться перед ней, быть с ней или хотя бы умереть за неё. Это за такую, как я умирать не интересно!
Она говорила и говорила, но в голосе не было ни злобы, ни даже ревности. Совсем напротив, щёки раскраснелись, глаза блестели, а само лицо выражало торжество и триумф, - как будто она только что лично утопила целую эскадру американских кораблей.
– Не надо фантазировать!- произнёс Кимитакэ.- Нет никакой другой девушки!
– А кто же тогда есть в этом тайном обществе?
– Я не могу отвечать на вопросы о твоих же фантазиях.
– Ты не можешь сказать. Ты не решаешься сказать!
– Я всегда говорю то, что есть!
– Хорошо, я делаю вид, что тебе поверила!
23. Ода д’Аннунцио
Что-то странное случилось в комнате. Всё те же светлые стены, всё тот же стол, всё тот же светильник. Всё те же двое за этим столом. Всё те же окна, заклееные для светомаскировки газетами.
И всё равно что-то в ней изменилось. Как будто над столом только что пролетел призрак. Призрак давно исчез, ты уже сомневаешься, действительно ты видел то, что видел - а комната уже всё равно другая.