Времена года
Шрифт:
Закончив говорить, Крюгер вернулся к столу и, вытянувшись по-военному, запел «Интернационал». Шахтеры дружно подхватили. Попробовали подпевать и некоторые обитатели отеля, но шахтеры угрожающе шикнули на них:
— Цыц! Эта песня не для вас!
Выйдя из здания, Матэ перелез через ограду. Крюгер громким голосом отдавал распоряжения шахтерам, собравшимся в парке.
Из отеля шахтеры расходились небольшими группами. Настроение у всех было веселое, о возможных неприятностях в будущем никто не думал.
Матэ, присев на парапет дорожного ограждения, поджидал Крюгера, разглядывая круто извивающуюся по склону
В голове у Матэ роились мысли. Глядя на раскинувшийся внизу город, он думал: «Пора бы мне уже знать, чего, собственно, я хочу от жизни. Ведь мне уже двадцать три года. Разумеется, я хочу счастья. Хочу, чтобы у меня была хорошая работа, которую я любил бы. Хочу, чтобы люди, окружающие меня, не думали обо мне плохо, когда я чего-то не понимаю или не могу правильно выразить свою мысль. Хочу, чтобы около меня был друг, который в трудную минуту мог бы прийти мне на помощь... У меня нет особого желания стать каким-нибудь большим человеком, но, если мне повезет и судьба будет ко мне благосклонна, я хотел бы работать ради идей справедливости, в первую очередь ради нее. Никогда не забуду, как я умолял судьбу сохранить мне жизнь, и я рад, что остался жив».
Крюгер дотронулся до руки Матэ:
— Пойдем к каменоломне.
— Пошли, — согласился Матэ.
Шахтеры тем временем уже разошлись. Довольные, они спускались с горы, делясь впечатлениями.
Крюгер и Матэ углубились в чащу леса, куда почти не проникали солнечные лучи. Здесь царствовал приятный полумрак, к которому глаза скоро привыкли. Шли по дну оврага. Затем Крюгер, цепляясь за корни деревьев и кусты, вылез из оврага, вспугнув несколько лесных пичужек. Отыскав родник, он лег на землю и напился воды, потом сел на каменную скамью без спинки, которую туристское общество установило у источника еще до войны. Задумчиво посмотрел на Матэ, который лежал на животе и пил кристально чистую родниковую воду.
— А владелец-то кинотеатра, оказывается, майор, — сказал Крюгер. — В квитанции, полученной за сданное золото, так и написано: «Господин майор Густав Бенце...» А он-то полагал, что проведет нас своими разглагольствованиями. Пусть радуется, что я ему по физиономии не съездил. Какой нахал! Набрался наглости врать мне прямо в глаза, что он рядовой. Такого стоило побольше потрепать, поинтересоваться, откуда у него золотишко взялось. Или награбил при выселении евреев или обворовал кассу какого-нибудь учреждения, а не то нажил за счет эксплуатации рабочих. Кинотеатр для него не больше как ширма.
Напившись, Матэ сел:
— Если он чувствует за собой какой-нибудь грех, то сбежит из отеля и укатит в Будапешт с первым же поездом. Тогда ищи ветра в поле!
— Не беспокойся, я запомнил его будапештский адрес.
Матэ ничего не ответил Крюгеру. Сидел и думал: «А ведь мне и в голову не пришло, что, собственно говоря, следовало бы пожалеть обитателей отеля. В конце концов, ничего предосудительного они не совершили. Может, следовало бы сейчас сказать Крюгеру, что я больше никогда
Матэ чувствовал, что сейчас может легко обидеть своим разговором друга, а делать это ему не хотелось.
Крюгер, казалось, что-то почувствовал. Удовлетворенность, возникшая от сознания того, что туристский отель к утру опустеет, начала постепенно пропадать.
— Молчишь, боишься меня обидеть? — сказал Крюгер.
Матэ молча смотрел на видневшуюся внизу каменоломню с огромными каменными глыбами на самом дне.
В город они спустились окольной дорогой, миновав рынок и стадион металлического завода. Раньше Матэ не раз приходилось играть здесь в футбол. Дотронувшись рукой до бетонного забора стадиона, Матэ подумал: «Сколько голов я забил на этом поле, но как давно это было! А вот ограду с тех пор, видно, так и не ремонтировали».
Крюгер остановился у больших железных ворот, заклеенных старыми, оборванными по краям афишами.
— Я познакомлю тебя с одной девушкой. — По лицу Крюгера скользнула хитроватая улыбка. — Увидишь — глазам своим не поверишь.
— Добрый ты какой! Сначала о себе позаботился бы.
— Тебе сейчас такое знакомство нужнее, чем мне.
Матэ с удивлением посмотрел на друга, на его ставшее серьезным лицо.
— Особенно с девушкой, которая пришлась бы тебе по душе.
— А Флора? Разве она не подходит мне?
Крюгер растерянно замолчал. Матэ взглянул на гаревую дорожку стадиона, где тренировались всего несколько легкоатлетов.
— Мужа своего она бросит, и все будет в порядке, — объяснил Матэ.
— И что же, ты на ней женишься? — удивился Крюгер. — Ну и дурак же будешь!
Спустившись к самой гаревой дорожке, друзья увидели бегущую девушку в трикотажном костюме зеленого цвета, ладно обтягивавшем ее фигуру. Длинные волосы, перехваченные ленточкой, развевались за спиной... Гибкая, стройная, она была похожа на девушку со спортивного плаката.
Когда, немного запыхавшись, она пробегала мимо, Матэ успел заметить, что девушка действительно красива. Однако бегать она не умела, это сразу бросалось в глаза.
«Что за тренер ее готовит? Неужели он не может научить ее хорошо бегать?» — подумал Матэ, облокотившись на ограду.
Крюгер направился к питьевому фонтанчику, искоса наблюдая за другом. Сняв свой синий свитер, он долго пил воду, а затем побрызгал водой в лицо.
«Ну и дурень же я, — подумал Крюгер, — вместо того чтобы жениться самому, я другим подыскиваю невест. Нет, я действительно порядочный олух!..»
Девушка тем временем пробежала второй круг, бросив беглый взгляд на мужчин.
— Ну как, понравилась? — поинтересовался Крюгер.
— Рисуется она больно.
Крюгер с удивлением посмотрел вслед девушке:
— Она? С чего это ты заключил?
Матэ пожал плечами:
— Она не имеет никакого представления о легкой атлетике. Фигура у нее красивая, а бегать она не умеет.
— Бегает, как умеет, — несколько обиженным тоном заметил Крюгер, не спуская с девушки глаз, стараясь разобраться в справедливости замечания Матэ.