Времена грёз. Том 2

Альсури Мелисса

Больничные покои

— Приехали.

Мы остановились, когда я уже успела задремать. Фин открыл двери машины, впуская в салон прохладный, морозный ночной воздух. Ощутив его прикосновение на себе, Лара встрепенулась, закашлялась и сипло задышала, сжавшись в моих руках и будто желая скрыться, чтобы ее больше не тревожил окружающий мир. Наклонившись к ее лбу и осторожно коснувшись его губами, я ощутила, что жар стал еще сильнее. Усталость или начавшийся сепсис постепенно отбирали остатки сил горничной.

—

Сразу позови доктора, чтобы я не ждала на пороге. Может, его вовсе дома нет.

— Как скажешь.

Водитель взглянул на нас, едва различимый в полумраке, но даже так я почувствовала, разглядела его беспокойство. Развернувшись к тропинке у дома, он быстро скрылся в темноте. Моим ориентиром стали только шаги и стук, разрезавший тишину полуночи.

На оголенные кустарники возле ворот опустились крупные, но словно бы невесомые хлопья первого снега. Они быстро оседали гроздями на ветках, собирались вместе, словно подражая цветам в слепой попытке вернуть красоту лепестков.

— Когда я стану умирать… Ты перенести меня вели в наш сад, в то место, где цвели Акаций белых два куста. М. Лермонтов. Мцыри

В двери вновь постучали, и в ответ наконец-то послышалось приглушенное:

— Кто?

Сухой сонный голос прозвучал недовольно, но стоило Фину ответить, как свет озарил подъездную дорожку, а дверь отворилась, показав мне силуэт невысокого, сутулого старика с абсолютно седыми, чуть всклоченными от сна волосами. Он шустро зашуршал верхней одеждой, по брусчатке, разгоняя тень снегов, зашаркали теплые тапочки. Длинный, поломанный когда-то нос с горбинкой сунулся в машину раньше своего хозяина, словно на нюх собираясь определить болезнь. Недовольно вздохнув, старик забрался на ступеньки и, держась за поручень, склонился надо мной.

— Показывайте, что тут у вас.

Поддержав девушку и усадив на колени, я чуть похлопала ее по щекам, но та только отвернулась, тихо всхлипнув.

— Лара, Лара, проснись, пожалуйста, открой рот.

Томас отточенным движением выудил из кармана небольшую лупу, украшенную маленькими продолговатыми камнями. От одного прикосновения к ней кристаллы засветились мягким белым светом, позволив лекарю осмотреть сначала синяки на лице, а затем, ловко избегая их, нажать на челюсть горничной, чтобы разжать ее зубы. Моего носа коснулся неприятный сладковатый запах.

— Плохо, очень плохо. Надо было сразу везти ко мне.

— Мы только нашли ее, Лару заперли, а мы не сразу заметили пропажу.

— Хм, Лара, значит, действительно, кто хватится какой-то горничной, в замке, полагаю, их полно.

Я хотела было возмутиться, но Томас выглядел максимально сосредоточено и серьезно, похоже, его замечание не было «шуткой» и не подразумевало колкость, только констатацию факта.

— Идемте, попробую исправить то, что натворили с ней, хотя бы отчасти, но говорить она точно больше не сможет.

— Я понимаю.

— Ты-то понимаешь, а ей еще придется смириться с этим.

Лекарь хмыкнул и, выключив свет на приборе, снова сунул его в карман пальто. Неловко спустившись обратно на землю,

он не стал дожидаться меня, зашаркав обратно домой. Мне ничего не оставалось, кроме как подхватить Лару и под пристальным взглядом Фина проделать тот же путь, с каждым шагом ощущая, как усталость и недостаток сна сказываются на моем состоянии. Происходящее всё больше напоминало грёзы в лихорадке: я черте где с раненной горничной на руках, хотя еще пару часов назад нежилась в постели с принцессой. Как это всё понимать?

— Сюда-сюда.

За полупустой прихожей, наполовину обшитой темным деревом, за простой аркой у лестницы на второй этаж, где предполагалась гостиная в обычном доме, мне встретился настоящий процедурный кабинет с парой коек, разделенных плотными шторами на правой стороне, и металлическим подъемным столом, перед стареньким потертым секретером, на левой. Всё выглядело добротно, тут явно принимали пациентов постоянно и следили за чистотой. Запах мыла, лекарств и едкого средства для пола приняли в свои объятья, нарочито разделяя жилую и рабочую части дома.

Остановившись на пороге, я проследила за тем, как Томас жестом фокусника расправил простыню на рабочей поверхности и кивком указал на нее.

— Клади и посиди тихонько в уголочке, я пока надену халат.

Послушно покивав, я выполнила указание, забрав у горничной накидку, в которой я ее привезла. В углу кабинета, между секретером и шкафами, забитыми приборами напополам с медицинской литературой, обнаружился скромный с потертой клетчатой обивкой стул. Присев на него, я постаралась не привлекать внимания, молча наблюдая за тем, как лекарь, накинув на пижаму халат, тщательно вымыл руки в раковине у входа в комнату и надел чистые белые перчатки.

На этом моменте я даже понадеялась вновь немного подремать, но Томас включил большую кристальную лампу, висевшую над процедурным столом. Пара десятков камней вспыхнули ровным белым светом от единого касания, осветив каждый кровоподтек на открытой коже горничной.

— Придется повозиться.

Он выбрал с закрытых на ключ полок несколько темных непрозрачных пузырьков и пару стеклянных шприцов. В отдельный лоток ушли вата и марлевые салфетки. В воздухе сильнее запахло спиртом. Обработав руку девушки, он сделал два укола, но Лара даже не дернулась. Прислушавшись к дыханию горничной, Томас проверил сердцебиение и удовлетворенно кивнул. В ход пошли небольшие распорки для рта, как у стоматологов. Поморщившись, я предпочла отвернуться, облокотившись на ближайший шкаф.

— Когда вырасту, стану врачом, как мама, и буду лечить тебя от всех болезней.

— Тогда я построю тебе самую лучшую больницу.

— И мы там найдем лекарство от рака, нас запомнят, будут уважать и сделают памятники в нашу честь или аллею.

Слава оправляла перешитый с взрослого плеча медицинский халат, украшенный серебристой мишурой. Самый странный наряд для новогодней елки в школе, но самый простой в исполнении. Тетя Оля смастерила его, сидя на постоянных ночных дежурствах в больнице.