Времена и люди
Шрифт:
— Опомнитесь, люди! Сами себя на муки обрекаете! — Это голос тети Велики. — Забыли, как замертво с полей ночью возвращались?
По голосу следующего, а больше всего по его кашлю он узнал бай Серги.
— Дайте нам землю, а там — не ваша забота, — передразнил он кого-то. — Языком только треплешь. Где силу-то возьмешь и тут и там вкалывать?
— Чтоб вы подавились этой землей! — Это опять тетя Велика. — Жадность, жадность! Нет ей ни конца ни края. Не знаю, до какого строя с этой жадностью
— Мы хотим как везде. Дайте землю, иначе хуже будет. Вам хуже будет, начальникам.
За дверью наступила тишина. Послышались шаги, ручка двери дернулась вниз и застыла, раздался тяжелый, глуховатый бас Тодора Сивриева:
— Сейчас шесть. Даю вам сроку два часа. Обдумайте еще раз и то, на что вас толкает Трайко Стаменов, и то, что говорили тетя Велика, бай Серги. Подумайте и к восьми приходите. Но я заявляю сразу: если будете саботировать наше предложение, независимо от побуждений — торгашеских или каких-либо других, — я подам в отставку.
Дверь распахнулась, и председатель промчался мимо него к лестнице.
Преодолев страх и чувство неудобства, Филипп заглянул в кабинет. Трайко Стаменов, окруженный большинством заседавших, запальчиво выкрикивал:
— Пугает! Будто дети несмышленые перед ним! Ишь, в отставку подаст. Возьмут да и дадут. Ишь, какой фортель выкинул! Мне его хозяин Илия рассказывал…
Но тут подошли к двери Марян Генков и Симо Голубов и повели его с собой.
Войдя в свой кабинет, Марян, нервно шагая взад-вперед, заговорил:
— Ошибка, ошибка! Кто мог ожидать? Хотя бы с отставкой своей не выскакивал!
— Он в своем репертуаре, — усмехнулся Голубов. — Как всегда, с позиции силы. Чему тут удивляться?
— Все сам! Все сам! А ведь не прав! Разве можно применять такой тактический ход?
— Не везет председателю нашему. И раньше не везло. Не понимают его люди — ни вышестоящие, ни подчиненные.
— Ты единственный… понимаешь, — язвительно протянул Марян.
Симо кивнул утвердительно, словно неодобрительная реплика Маряна не содержала в себе осуждения.
— И потому ты против?
Агроном в ответ изобразил на лице кислую мину, но в следующий же миг улыбнулся примирительно.
— Ты, ты… ты прожженный… — вышел из своего обычного терпения Генков.
— Циник? Это хочешь сказать? Не от тебя первого слышу. Но это слово, надо тебе сказать, мне по душе. Звучит современно… и даже мужественно. То, что некоторые нарекают цинизмом, на самом деле смелость называть вещи своими именами. А ты, Марян, — Голубов насмешливо прищурил глаза, — тоже это любишь и практикуешь, значит, и ты циник… Во всяком случае, — оставил свой полушутливый-полусерьезный тон агроном, — мне его жаль.
— Так предлагай, что делать.
Филипп слушал, прислонившись к стене
— Дурень он порядочный. Надо же было не оставить себе пути к отступлению!.. А может, он нарочно, а? — задумчиво проговорил Симо. — Да, надежд на отступление никаких. И теперь нам деваться некуда, мы обязаны любой ценой убедить правление…
— Легко сказать… Убедить! А как? Все ощетинились…
Вошли тетя Велика, бай Серги, Ангел, спросив сначала, можно ли, не помешают ли.
— Входите, входите… Мы тут головы ломаем, думаем.
— И мы думали, — начала сухо тетя Велика. — Надумали, да не знаем, одобрите ли. Послать надо человека к бай Тишо. Рассказать ему… все. Что он скажет…
— Чтоб не получилось, что за его спиной дела такие вершим. Да и народ, когда узнает, что бай Тишо сказал, нас будет иначе слушать, — заторопился бай Серги и тут же раскашлялся.
— Оно бы хорошо, — засомневался Марян. — Да кто нас пустит? Больница ведь! Да и беспокоить больного…
— Я знаю, как пройти можно, — сделал шаг от стены Филипп.
В этот момент Ангел, который тоже стоял рядом с дверью, с силой ударил по ней. Кто-то в коридоре отскочил от двери, заорав: «Ой, убили! Убили!», а Ангел, прикрыв дверь, сделал успокаивающий знак рукой.
— Я, еще когда сюда шли, подумал: чего крутится, паразит, у двери, наверняка шпионить собрался. И точно, слышу, трется кто-то об дверь.
С другой стороны двери началась суета: «Что с тобой? Кто тебя?»
— Надо посмотреть, может, что серьезное, — забеспокоился Марян, и все вышли в коридор.
Трайко Стаменов стоял, зажав рукой нос; кровь просачивалась из-под пальцев, оставляя красные борозды на подбородке. Кто-то, схватив его под руку, повел в туалет. Марян, Симо и Филипп вернулись в кабинет, а тетя Велика, бай Серги и Ангел остались в коридоре с членами правления.
— Разве так можно? Убили бы человека!
— Что случилось-то? — подходили другие, не видевшие «сцены».
— А то, — гаркнул Ангел, бай Трайко хотел своим любопытным носом просверлить дырку в двери, да она, на его беду, оказалась крепче носа.
— Ха-ха-ха! — захохотали подошедшие. — Как аукнулось, так и откликнулось.
Из кабинета вышел Филипп и, кивнув Ангелу, постукивая палкой, направился к лестнице. Ангел догнал его, и они вместе свернули на лестничную площадку. На улице взревел мотор, шум его стал удаляться в сторону города.
— Спорю, — сказал бай Серги громко, чтобы слышали все, — к бай Тишо ребята помчались, не иначе.