Время черной звезды
Шрифт:
– А если бы не появилась? Я имею в виду… Я хочу понять, на что рассчитывала Иокаста. Каким образом планировала уберечь тебя от смерти или увечий после того, как время ушло?
– Например, воспользоваться моим пистолетом. Или передать его мне. В большинстве случаев достаточно физического уничтожения лидера, чтобы рядовые члены группы утратили боевой пыл.
Сидя с ним рядом, поджав ноги, касаясь коленом его бедра, Ника пыталась представить мысли и чувства женщины, наблюдающей за тем, как ее любимого подвергают пыткам. Причем по ее же милости. Пожалела ли
Деметриос мало рассказывал о ней. С одной стороны, это правильно, но с другой… какое пространство для домыслов и фантазий!
Ника помнила сжатые губы Феоны и опасный прищур ее черных глаз, когда они стояли втроем на заснеженном склоне и Филимон говорил, а Феона слушала.
– Они потеряли вас в лесу, довольно далеко отсюда, не так ли, Вероника? Но кто подсказал им, где следует вас искать? Об этом доме известно не многим.
– Андреас? – предположила Ника.
Ведь они ехали к нему… Но Феона отрицательно покачала головой.
– Андреас никогда не отдал бы такого врага чужаку. Он любит Деметриоса. И если захочет убить его, то сделает это сам.
– Любит врага? – переспросила Ника удивленно.
– Да. Очень. Ибо впервые встретил достойного себе.
– Тогда кто же… кто надоумил чужаков?
– Кажется, я знаю кто, – промолвила Феона, и ее черные глаза стали еще чернее.
– Я тоже, – пробормотал Филимон.
Тогда и до Ники наконец дошло. Но никто из них так и не произнес имя.
То самое имя.
Иокаста.
К вечеру все в доме уже знали, что Деметриос принял решение и наметил отъезд на завтрашнее утро. Началась обыкновенная для таких случаев суета. Мужчины съездили в Арахову и привезли документы и личные вещи Деметриоса и Ники, без которых было трудно или невозможно обойтись. После этого Филимон отправился в гараж снаряжать «Альфа-Ромео», а Ника занялась осмотром дорожных сумок и чемоданов, подаренных Хлоей. Необходимость укладывать вещи спасала ее от вредных мыслей. И она совсем было уже настроилась на новую жизнь без беготни по подземным ходам, без распития вина пополам с кровью и вообще без экстрима, как вдруг произошло событие, которое лишило ее надежды выбросить все перечисленное из головы.
– Вероника, спустись, пожалуйста, в гостиную, – смущенно проговорила София, заглядывая к ней в спальню. – Там к тебе пришли.
– Пришли? Ко мне? – Ника заправила за ухо свесившуюся прядь волос, встала (она сидела на корточках, распихивая по боковым карманам сумки всякую ерунду типа влажных салфеток и носовых платков) и вытаращилась на хозяйскую дочь. – Кто?
София попятилась в коридор.
– Женщина. Мы знаем ее, не беспокойся. Ей поручили кое-что тебе передать.
Они ее знают. Переодеться, что ли? Ника осмотрела свои джинсы, вытянувшиеся на коленках – еще бы, целый час ползать между чемоданами, – футболку не первой свежести… но, внезапно рассердившись, так прямо и спустилась вниз.
При виде гостьи – высокой, статной греческой молодухи в солдатских ботинках, штанах цвета хаки
– Примите, госпожа, прошу вас.
Ника оторопело уставилась на шкатулку.
– Что это?
– Подарок для вас. От моей госпожи. Если вы примете, это будет честь для нее. Так она сказала.
По лестнице неторопливо спустился Деметриос и остановился на нижней ступеньке, выжидательно глядя на Нику. После секундного замешательства та взяла шкатулку, оказавшуюся неожиданно тяжелой, и осторожно поставила на край стола. Открыла. Святые небеса!.. На черном бархате сверкало божественной красоты ожерелье. Бриллианты и сапфиры в белом золоте. От их блеска можно было ослепнуть. Украшение, достойное царицы.
Ника подняла глаза на гречанку. В совершенной растерянности перевела взгляд на Деметриоса. Он еле заметно кивнул. Тогда до нее дошло, кто прислал эту великолепную вещицу и почему.
– Передай своей госпоже, что я благодарна ей, – сказала она слегка изменившимся голосом, глядя в смуглое невозмутимое лицо менады, – и за этот подарок, и за все, что она сделала для меня. И тебе тоже благодарна.
Менада низко поклонилась. Выпрямилась, повернулась всем телом к лестнице, где стоял Деметриос, и отвесила поклон ему тоже. После чего удалилась так стремительно, что Ника не успела добавить привычное «ясас» [16] .
16
«Привет» или «пока» при обращении к собеседнику на «вы» (греч.).
Проводив ее слегка насмешливым, как показалось Нике, взглядом, Деметриос шагнул с последней ступеньки вниз, приблизился к столу и внимательно осмотрел ожерелье.
– Неплохо!
– Феона, да? Зачем она это сделала? – Ника погладила указательным пальцем самый крупный из камней. – Впрочем, я знаю. Компенсация морального ущерба. Она извинилась передо мной за то, что использовала моего мужчину в качестве сексуального партнера и донора спермы.
Деметриос побледнел, как будто получил пощечину. Но продолжал стоять молча. Спохватившись, Ника тронула его запястье.
– Я не права. Наверное. Нет, точно не права. Она помогала нам тогда, в Афинах. Она помогала после… Но все так запутано, что у меня уже ум заходит за разум.
– Я обязан ей жизнью, – глядя на ожерелье, спокойно проговорил Деметриос. – Как ты думаешь, кто вывел меня из помещения, где менады устроили свой кровавый пир? И еще одному человеку я обязан жизнью. Завтра утром, перед отъездом из Фокиды, мы с тобой нанесем ей прощальный визит.
– Ей?
– Да.
И опять Ника догадалась без подсказок, о каком человеке идет речь.