Время черной звезды

Воронцова Татьяна

– Спасибо.

Он поцеловал ее своими шершавыми от кровавых корочек солоноватыми губами, и она вспомнила о мази, оставленной Нестором на прикроватной тумбочке.

– Знаешь что? Сейчас мы пойдем в твою комнату, и я займусь твоими болячками.

– Ох.

– Да-да! Мне приказал глава рода.

Но сначала они вместе приняли душ, и Деметриос опять заполучил в безраздельное пользование ее тело, которое на время присвоил друг, чтобы уберечь от врага.

– Ты не мог ждать, – констатировала Ника, стоя с ним рядом под струями теплой воды. – У тебя все болит,

но ты не мог ждать, тебе нужно было восстановить нарушенные границы.

Он не пытался отрицать очевидное.

– Как же следует поступить с нарушителями? – продолжала она. – Насколько я понимаю, у тебя нет претензий к Филимону. Ты признаешь его правоту, во всяком случае на уровне сознания, но на более глубинных уровнях…

– С более глубинными уровнями мы разберемся завтра, – усмехнулся Деметриос.

…мы выйдем с тобой на задний двор и малость разомнемся.

Конечно. И почему она сразу не догадалась? Мужчины!

– А что делать мне? – полюбопытствовала Ника.

Он изобразил задумчивость.

– Ты можешь убить Феону.

– Нет, – сказала Ника минут через десять, если не больше, когда он уже сидел верхом на стуле в одних только джинсах, готовый к процедурам. – Убить Феону я не могу. Ведь она убила для меня Иокасту.

Деметриос взглянул на нее исподлобья.

– Звучит ужасно, я понимаю. – Ника пожала плечами, осторожно перемешивая лопаточкой жирную желтоватую мазь. – Но это правда.

– Это правда, только Иокасту она убила не для тебя.

– Неважно. Я хочу сказать, если бы не она, то Иокаста была бы сейчас жива, и это сильно давило бы мне на мозги.

– Я не вернулся бы к ней.

– И это неважно. – Деметриос приподнял подбородок, и Ника принялась накладывать мазь на его обожженные скулы. – То есть важно, конечно, но не в том смысле. Я верю, что ты не вернулся бы к ней, и все равно факт близкого присутствия женщины, с которой у тебя была такая странная связь, не давал бы мне покоя.

Она напряглась в ожидании вопроса о «странности», но его не последовало. Вероятно, Деметриос и сам понимал, что его роман с Иокастой развивался, мягко говоря, не по классическому сценарию.

– Наверное, останутся шрамы, – с грустью произнесла она, разглядывая его лицо, самое красивое мужское лицо из всех, что видела в жизни.

– Да, это у него получилось. Оставить метку. Он грозился вырезать на моей спине признание в любви, но в итоге выжег его… на лице и на плечах.

– На спине тебе его вырезал другой подонок.

Ника обошла стул и, ловя себя на необъяснимом волнении с примесью патологического удовольствия, приложила ладонь с растопыренными пальцами к его правой лопатке. Затаила дыхание. Это зрелище в совокупности с тактильными ощущениями – ее рука на фоне горячей, в основном подсохшей, но местами еще липкой кошмарной жути, бороздящей его худощавую спину, – выбрасывало Нику в другую вселенную, за пределы добра и зла. Ей хотелось задать сидящему спокойно и расслабленно мужчине тысячу вопросов, нарисовать в своем воображении картину расправы во всех душераздирающих подробностях, но она стыдилась собственного

неуместного любопытства, стыдилась и ужасалась, поэтому молчала, и от всех этих невыносимых противоречий у нее даже закружилась голова.

– Можешь спрашивать, – пришел ей на помощь Деметриос.

– Ты догадался, о чем я думаю?

– Конечно. Это было не очень трудно.

Ей потребовалась минута, чтобы собраться с духом.

– Признание в любви – метко сказано. В этом все дело, да. В том, что признаться в любви таким образом тоже можно. Еще до того, как мы… в общем, я видела у тебя здесь… и здесь… – Ника легонько провела пальцем по правой его лопатке, потом по левой, – такие белые полосы, какие остаются…

Она запнулась.

– …от ударов плетью или ремнем, – договорил Деметриос.

– Да. Эти инструменты используются и во время допросов, и во время сексуальных игр. – Перед ее глазами встала сцена в подземелье: кусающие, точнее, грызущие Макса женщины и нахлестывающий их плеткой Андреас. – И я хочу знать, вы с Иокастой…

– Я понял. – Он ненадолго завис в своих воспоминаниях, пальцы крепче сжали спинку стула. – Иокаста прямо заявляла о своем желании… «посмотреть, каков ты под плетью» – так она говорила… и на себе испытать, насколько тяжелая у меня рука. Но я не соглашался.

– Почему?

– Потому что рука у меня тяжелая. Я не хотел экстремальных ощущений для нее. Но знал, что она хочет и будет стараться их получить. Она была… – Теперь запнулся он, очевидно, еще не привык говорить о своей погибшей любовнице в прошедшем времени. – Она была одной из немногих женщин, способных меня разозлить. В сущности, само ее желание реализовать со мной свои сексуальные фантазии вызывало злость.

– Почему? – опять спросила Ника.

– Я не планировал настолько сокращать дистанцию.

– Неожиданный ответ. Ты говоришь, что не хотел экстремальных ощущений для нее. А для себя?

– Нет.

– Где же ты получил те отметины, которые я видела раньше?

Ответ ее сразил.

– В тюрьме.

– Где?..

– В Ираке, – пояснил Деметриос. – Я же говорил, что служил во французском Иностранном легионе. Мы служили вместе, я и Филимон.

– И вместе попали в тюрьму?

– Да.

Ника почувствовала, что ей просто необходимо сделать паузу, иначе лопнет голова. Кровь гремела в висках, во рту пересохло. Дрожащей рукой она зачерпнула из баночки мазь и начала обрабатывать плечи Деметриоса, самые воспаленные места. Сидя очень прямо, он держался обеими руками за спинку стула и глубоко дышал сквозь сжатые зубы, глядя прямо перед собой.

– Получается, перед смертью сбылась ее мечта, – заговорила Ника с горечью, потому что держать паузу долго тоже не было сил, – она увидела, каков ты под плетью. Надеюсь, это доставило ей удовольствие.

– Ей – вряд ли. Она мечтала сделать это своими руками в формате игры. Но Максиму доставило.

– Откуда ты знаешь?

– Он так дрожал, потел и облизывал губы, что трудно было ошибиться.

– Вот сукин сын…

Деметриос чуть повернул голову, и она увидела, что он улыбается.