Время дня: ночь
Шрифт:
— Ну, уж я-то не свихнусь! — заявил Саша. — Скорее ты сойдёшь с ума!
— Это почему же?
— В отличие от тебя — у меня богатый опыт: я прошёл через психушку. Там меня поили и кололи лекарствами. А я вот жив! И даже выбрался оттуда всего за два месяца. А другие лежат там годами. Привыкают… Выписываются, а потом просятся обратно. Недавно моей матери звонила мать одного парня, что лежал в соседней палате… Спрашивала, не собираюсь ли я назад… Жаловалась, что её сын после больницы оказался совсем неприспособленным к жизни, хочет вернуться… Так что, если меня и прихватывает иногда, то я знаю, что это — всего лишь определённое состояние психики, которое сегодня есть, а завтра —
— Ха-ха-ха! — рассмеялся дворник, слезая с подоконника, на котором сидел. — Это ты верно подметил! Я ведь действительно не умею плавать! Только это не относится к психическим водам. В них я чувствую себя, как хозяин дома. Стоит открыть пробку — и вся вода вытечет. Нужно только знать, когда…
— А не часто ли приходится открывать пробку-то? — Саша указал на недопитую бутылку, к которой дворник согласно своей очереди всё это время собирался приложиться.
— А что? Это — хорошее лекарство от всех болезней. Особенно — от психических. Мало того — это для меня является творческим допингом. Ты не читал Хэмингуэя "Праздник, который всегда с тобой"? Так вот, там он описывает, как он занимался творчеством: целая книга — и вся о том, что он приходил в парижское кафе, заказывал вино и начинал вдохновенно работать… Художники, в отличие от смертных имеют право себе позволить… Иначе не подняться над серой толпой…
— А те, с которыми мы только что в пивной пили — тоже пьют для вдохновения? По-моему, они пьют не для того, чтобы подняться над себе подобными, а наоборот, чтобы слиться с ними…
— Одна и та же вещь — для одних лекарство, для других — яд…
— Это кто так считает — он?
— Кто "он"? Так считаю я!
— "Я" в данном случае — это "он". Они оба очень легко сливаются в одно целое.
— Сливается вода… А вино… вино — выпивается… — дворник сделал, наконец, долгий глоток, отдал бутылку Сашке. Он вдруг резко захмелел, потерял нить разговора, закурил сигарету и, будто бы задумавшись о чём-то и прислонившись затылком к стеклу окна, стал медленно курить. Саша допил вино, в целях конспирации отнёс пустую бутылку на этаж выше, оставил её там, под другим подоконником. Спорить больше не хотелось. За окном стемнело. Всему приходит конец. Пришёл конец вину — и спор потерял значение. Приятели вышли из подъезда, молча добрели до метро, благополучно прошли мимо милиционера, спустились под землю, распрощались и разъехались по домам.
14. Мужики в телогрейках
…Пройдут годы… Вспоминая "золотой" век советского времени из будущего столетия, придёт Автору на память такая картина…
Дело было в старом двухэтажном здании номер 17 по улице Покровке на её пересечении с Чистопрудным Бульваром, где рядом с трамвайными путями, располагалась небольшая пивная, так что люди, выходя из трамвая, могли сделать всего два-три шага, чтобы сразу войти внутрь "заведения".
Однажды, я был свидетелем, как в эту пивную вошли три мужика в телогрейках. Они взяли каждый по три кружки пива. Один из них принёс ещё три пустые кружки с мойки. Они расположились вокруг круглого стола — стойки. Каждый вытащил из своего кармана по пол-литровой бутылке "Московской" водки, с зелёной этикеткой (ныне, по всей видимости, коллекционной), а в те времена — стоимостью в 3 рубля 62 копейки, открыл пробку, с алюминиевым хвостиком, а затем — вылил свою бутылку полностью в пустую кружку. После этого все трое подняли кружки с водкой, осторожно, чтобы не расплескать, чокнулись и стали медленно, не отрываясь, пить — до тех пор, пока всё не выпили до дна, кто-то раньше, кто-то чуть позже.
Выпив водку,
Всё происходившее совершилось без слов, как знакомый и привычный для его участников ритуал…
Глядя из века нынешнего в век минувший, невольно задаёшься вопросом: А кто они такие были, эти три мужика в телогрейках? Куда уехали? Что зрели их очи через окна трамвая?
Чистые пруды… Бульвар… Памятник Лермонтову…
Трамвай тот ходил почти через всю Москву… Неужели то были аборигены знаменитой в те времена Таганки, вынужденные каждый день совершать один и тот же долгий маршрут: утром, с головной болью, чтобы побыстрее — на метро, а вечером — не спеша — на трамвае… И номер того трамвая, Автор уже не помнит точно… Может быть, то был "37" номер? А мужики, в телогрейках, наверное, то были рабочие с Завода?..
Не так давно Автор этих строк, оказавшись в Москве после многих лет отсутствия, забрёл на тот перекрёсток… Старое двухэтажное здание было там же. Но трамвай теперь, похоже было, не останавливался в том месте. Даже рельсы, будто, больше не пересекали Покровку. И пивной уж, конечно, не существовало…
Был конец декабря, и чтобы не замёрзнуть, в каком-то полуподвальном коммерческом магазине я купил бутылку коньяка, ветчину и пластмассовые стаканчики, и мы расположились на скамейке, за тем самым старым зданием, у конечной остановки трамваев.
Из-за мороза нам пришлось сесть на спинку скамейки, а ноги поставить на сидение… Человек, с которым я гулял по Москве, ничего не знал о моих воспоминаниях, о мужиках, в телогрейках, уехавших тридцать пять лет назад на трамвае. Мы выпили по пол-стаканчика, съели всю ветчину. Я спрятал бутылку в карман куртки, и мы двинулись по бульвару к бывшей станции метро Кировская, а ныне — Чистые Пруды.
Я приехал из Америки, чтобы встретиться в Москве с моей невестой, прибывшей на свидание со мною из другого города. Мы дошли до памятника "Мужику в пиджаке", попросили каких-то иногородних, как мы, людей сфотографировать нас на его фоне, направились по бывшей улице Кирова к Лубянке, на улицу Мархлевского где находился тот самый костёл, который когда-то посещал Сашка.
Уже наступили сумерки, когда мы вошли в пустой храм, где было всего два человека: монахиня, охранявшая здание, и спавший молодой человек, нашедший в тот морозный вечер кратковременный приют на одной из скамеек церкви.
После долгой прогулки от Елоховского собора, откуда мы начали в тот день поход, нам требовался отдых. Мы посидели в храме с пол часа. Я поблагодарил Бога за всё хорошее и кажущееся мне плохим — плохое, без которого не могло бы быть хорошего, и мы вышли на церковный двор. Не считая грехом — смущать было некого — не выходя за церковную ограду, ещё раз согрелись при помощи коньяка, а затем прошли мимо всё ещё существовавшего 40-го магазина, оставили Лубянку, здание бывшей Прокуратуры СССР и оказались на Кузнецком Мосту…
Всё как будто было на месте, но всё было иным, чем тогда, в ностальгическом веке двадцатом, "золотом"… Вспомните хотя бы этот замечательный фильм "Покровские ворота"…
Москва… Семидесятые годы… Кажется, это было только вчера… Хотя, что это: почти тридцать пять лет назад?.. Стоит только прикрыть глаза — и я отчётливо вижу…
15. "Бегунок"
Игорь Казанков прошёл через медкомиссию военкомата и теперь спешно увольнялся с Завода.