Время дня: ночь
Шрифт:
Ну, они, знамо дело, испугались… Поняли, что я могу их прижучить… Их начальник мне сразу выдал червонец: "На, Коля, го-рит, подлечися… Я тобе сочувствую и понимаю… Но и ты пойми нас — мы тоже — люди…"
Всё энто, правда, чуть погодя было, с глазу на глаз. А когда я поднялси со свово одра-то, почти что смертного, то говорю собравшимся ротозеям: "Платите, говорю, за преставление! Из-за вас, мудаков, чуть в ящик не сыграмши! Так, поверишь мне или нет, — кто по двадцать копеек, кто даже и полтинник не пожалел, кто по пятачку — а набралося как раз на портейный…
Собрамши дань, я — прямиком в санчасть — бюллетень оформлять. Начальник электроцеха подсобил —
Дядя Коля прервал свой рассказ для того, чтобы испить ещё некоторую, теперь уже малую дозу, горячительного напитка. Занюхав хлебом, он продолжал свою историю.
— А в то время, пока я бымши на больничном, про энтот случай узнали в заводской редакции. Ихний корреспондент долго мене не мог выловить. Он и домой приходил, у подъезда поджидал, соседей расспрашивал — всё для того, чтобы взять с мене интервью. Не сумемши мене найтить, он, стервец, расспросил очевидцев, а те наплели с три короба. И он написал статью в заводской газете под названием "Николай Круглов — Феномен Электричества". Статья энта кому-то пришлась в жилу, и её опубликовали в газете "Труд". Токмо имя моё зачем-то изменили…
— Что же, дядя Коля, там написали, в статье-то? — Игорь, хотя и устал изрядно от дяди Колиного рассказа, не мог не участвовать в разговоре.
— А вот, то-то и оно, что написали, будто, мене шибануло молнией, и, будто, опосля энтого у меня открылися всякие там нечеловеческие способности, и что я могу замерять пальцами электричество. Так вот, из-за энтой статьи вышел у мене однажды по пьяному делу спор с одним электриком. Сам не знаю, зачем, возьми я и скажи, что, действительно, могу такое деить. И пришлося мене снова касаться тока. И вот тадыть-то и оказалося, что ток мене и не берёт!
— Так-то! — закончил свой рассказ Круглов — Давай еш-шо по чуть-чуть — и я отведу тобе в Отдел Кадров "бегунок" сдать.
16. "Техника безопасности"
По дороге к Отделу Кадров проходили мимо "Расстояния между пристройками". После того, как Сашка уволился, один, Игорь тут уже не бывал.
— Дядя Коля! — обратился он к своему спутнику. — Дай-ка я тебе на прощание раскрою одну заводскую тайну…
— Ну-кась… — откликнулся шагавший рядом Николай. — Что энто у тобе така за тайна, да я не знаю? Быть такого не могёт!
— А вона! Поди сюда! — И Игорь шагнул в сторону контейнеров.
Пробравшись по замысловатым проходам между ящиками, коллеги оказались в просторном "Расстоянии между пристройками".
— Вот-те на! — воскликнул Круглов, сразу смекнув в чём дело. — Что ж ты мене раньше не показал такого чуда? Энто же надоть такому быть! — Дядя Коля прошёл вдоль по "Расстоянию" взад и вперёд. — Тута прям жить можно!
— Главное, безопасно! — заметил Игорь. — Ни один вохровец не догадается! Мы тут с Сашкой каждый день по нескольку часов проводили. Ни разу не застукали. Только, когда сюда залезешь, ящиками и фанерами вход прикрывай за собой. То же самое — когда покидаешь место.
— Сколько лет на Заводе! А не знал, что существуют таковские тайны природы! — Николай присел на корточки. — За энто тобе, Игорёк, моё огромное спасибо!
— Да, за что спасибо-то, дядь Коль? —
— Ну, некоторые — значит не ты. И раз так… — Николай вытащил из рукава недопитую поллитровку — Давай еш-шо обмоем: твою отправку и моё… новоселье…
Только Круглов распрощался с Игорем и вышел из Отдела Кадров, где он оставил призывника, как его остановили два человека в штатском, чтобы проверить пропуск.
Дядя Коля почувствовал недоброе…
— Да, вы, что, робяты, никак новенькие… Я ж тута, на Заводе, четверть века работаю, и никто еш-шо не проверял так, чтобы прям на улице…
Но лица штатских были слишком серьёзными, и Николай "прикусил язык".
— Придётся пройти в "Отдел", — мрачно сказал один из них, долго вертевший в руках пропуск, не зная, к чему придраться: "зайчики", "птички", кружки и квадратики, с точками и без, пестрели на тыльной стороне пропуска, обозначая, что почти что нет такого места на Заводе, куда дяде Коле был запрещён доступ.
— На каком основании?! — возмутился Николай.
— Вам объяснят на месте, — пояснил другой сотрудник.
— Следуйте за мной… — приказал первый, повернулся и двинулся к подъезду.
Его напарник слегка подтолкнул дядю Колю в бок, едва не задев всё ещё не допитую до конца поллитровку в его левом рукаве.
Круглов последовал за провожатым. А его напарник — следом. Так они вошли в здание, стали подниматься по лестнице.
"Плохи дела!" — подумал дядя Коля. — "Видать кто-й-то настучал. Надоть что-й-то делать…"
Перед его мысленным взором живо представился весь путь, который необходимо было проделать от Отдела Кадров до Первого Отдела.
"Антиресно, токмо, куды оне ведут?" — думал он. — "Прям к начальнику али в их филиал, что тут, недалече?"
"Нет… В филиал — вряд ли…" — продолжал рассуждать Круглов, — "Тама они давече подслушивающее оборудование установили. Вряд ли еш-шо успели наладить и замаскировать, как надо. Знамо, пойдём через весь Завод коридорами…"
Они уже поднялись по лестнице на второй этаж, повернули в проход и влились в поток рабочих, шедших по служебным или по своим делам и не понимавших, что человек в телогрейке, с небритым лицом, которое знали весьма многие, двигался сейчас среди них отнюдь не по служебной и не по своей надобности. И только тот, кто проработал на Заводе с четверть века, как дядя Коля, и повидавший немало, повстречав двоих, в штатском, и — "третьего", послушно шествующего с ними, мог догадаться, в чём дело: то ли поймали шпиона, то ли диверсанта, то ли вредителя, то ли просто: один из своих оказался "врагом народа". Таких вот "третьих — лишних" обезвреживали незаметно, без лишнего шума. Бывало, он работал рядом долгие годы… По выходным вместе со всеми ездил за грибами, вместе пил "на троих", смеялся и шутил, как все… И даже случалось, получал грамоты за хорошую работу… Как все советские люди, имел семью и даже детей… И государство давало ему бесплатное жильё и всё необходимое для жизни… Но однажды он проходил по коридору в сопровождении двух людей, в штатском, и исчезал навсегда. И тот, кто по наивности спрашивал на перекуре: "Куда девался такой-то: заболел или уволился?" — своим неосторожным вопросом обрывал разговор и смех, и даже сам перекур. Рабочие бросали недокуренные сигареты, ссылались на работу, спешили в цех и работали ещё усерднее, чтобы по ошибке кто-нибудь не подумал про них что-нибудь, и другой перекур пропускали — на всякий случай…