Время дня: ночь
Шрифт:
"У Штирлица, небось, было достаточно времени раскладывать и смешивать свои спички, чтобы отработать нужную версию!", — подумал Николай, — "Но окажись в комнате, где его заперли, обыкновенный вентилятор и неоновый свет, — поди, не пришлось бы так долго томить себя и томящего Мюллера! Наверное б сей же минут забарабанил в дверь… Токмо они отсталые тогда были, немцы-то… Даже, поди, и не знали, что такое люминесцентные лампы! Потому и проиграли войну…"
Николай не стал утруждать себя пересчётом угловой скорости вентилятора в частоту его вращения. Без всякого математического анализа было ясно, что если умножить пятьдесят герц на некое число "N" и на число ушей вентилятора, то,
Так примерно рассуждалось дяде Коле одною половиной его сознательной части, тогда как другая, бессознательная, уже давно выдала решение…
Использовать "подручные средства" было привычкой Круглова. Всякая, казалось бы, на первый взгляд "ненужная" вещь, в руках дяди Коли находила самое неожиданное применение. Вот и сейчас, глядя одним прищуренным глазом через крутившиеся уши вентилятора, а другим — непосредственно на пожелтевшую краску стены, ему удалось произвести мгновенный анализ. Через один глаз он разогнал скорость своего процессора в 50 раз, а через другой аж в 1500, и таким образом в долю мгновения вышел на уровень квантовой механики, где, как известно, мелкие частицы могли проявлять себя непредсказуемо и даже одновременно находиться в двух разных местах, игнорируя всякие бинарные законы исчисления. Благодаря такой скорости он сумел транспонировать световое излучение неонового света в рентгеновские лучи и произвести скачку информации, накопленной под многолетними слоями краски заводских стен. Информация мгновенно стекла через зрачки дяди Коли и осела в ячейках памяти. При этом эффект Доплера, возникший из-за того, что скорость вентилятора незначительно колебалась то в одну, то в другую стороны, сыграл главную роль.
Конечно, разгонять процессор до такой скорости было опасно точно так же, как весьма неблагоразумно было герою Шолохова Соколову употреблять один за другим три стакана водки. Однако Николай находился на Родном Заводе, а не в немецком плену. Тем не менее, его человеческая судьба тоже была на грани жизни и смерти: перегреть процессор и ячейки памяти можно было только так!
Но и это успел принять к сведению Круглов прежде чем приступать к ускорению. Как раз благодаря принятому незадолго небольшому количеству спиртного, скорость процессора сильно разгонять и не требовалось: Дядин Колин глаз проникал вглубь стен, как алмаз, и без всяких "подсобных средств"!
Пока начальник разговаривал по телефону, используя законы физики и закон на языке квантовой механики, носивший название "свободного поведения электрона", а на языке у дяди Коли вызывавший приятное жжение, подобное тому, что возникает при его соприкосновении со спиртом, Круглову удалось сохранить внешнее равновесие и не подать повода "рыкающему льву" заподозрить, что одна половина Николая пребывает на квантовом уровне, тогда как другая — на материальном.
Начальник положил трубку, медленно опустил кулак на застеклённую зелёную суконную поверхность стола. Некоторое время, от произведённого разговором впечатления, будто пьяный, он никак не мог сосредоточить своё внимание, всматривался невидящим взглядом в стену, за спиной Круглова. У Николая же перед его мысленным взором всё ещё продолжали мелькать цифры, уравнения и формулы. Наконец, сумев переключиться, начальник взглянул на дядю Колю.
— Ну, здорово, Круглов! — рыкнул он.
— Ась? — Николай всё ещё продолжал пребывать в искривлённом пространстве. Две параллельные прямые почти уже сошлись… Лобачевский, как будто, был прав… Но до конца в его геометрии Николаю удостовериться не удалось: нужно было возвращаться к грубой действительности, срочно
— Здорово, говорю, Круглов, — повторил Пыжкин.
Николай молчал. Вся оперативная память была занята. Требовалось время… Мобилизуя альтернативные ресурсы, он шагнул было вперёд, затем назад, скоблонул сапогом по затёртому паркету, сунул в карман правую руку, вытащил назад, вытер ладонью со лба пот…
— Здравствуйте… — мягко ответил Николай, останавливаясь посреди просторного кабинета.
— Зачем же, ты, едрить, позоришь меня перед мальчишкой?
За его спиной замер оперативник, отобравший у него пропуск.
— Выйди! — кивнул он оперативнику и продолжал:
— Приходит ко мне этот, как его, из ремесленного паренёк, и говорит: "Вот, мол, некий Круглов, напоил водкой, которую обманным путём выиграл в споре с электриками". — Начальник поперхнулся, засмеялся, вытащил из стола папиросы "Казбек", закурил и, выдохнув дым, добавил:
— Зачем подписи подделываешь на "бегунках"? Почто ведёшь поклёп на табельщицу? Тебе, кажется, давно пора на пенсию…
Дядя Коля засмеялся. Неспешно приблизился к начальнику, взял папиросу из коробки, зажёг о застеклённую поверхность стола спичку, которую двумя пальцами вытянул из какого-то порванного шва, на рукаве, закурил и присел на край стола….
— Ты, Семён, скоко на Заводе работа-ашь? — спросил он с усмешкой.
— Как сколько? — опешил начальник, не ожидая такой перемены в поведении Николая. — Вот уже почти двадцать три года…
— А-а! — протянул Николай! — "Почти", значит! — передразнил его дядя Коля, — А я, — добавил он, — Поболе твово!
— Ну и что?
— А вот что! — продолжал Круглов, — Кое-что ты не застал в те давние годы… Помнишь ли того, кто до тобе сидел в энтом кресле?
— Ну, помню…
— Как его, бишь, фамилия-то была? Наверно, скажи честно, забыл…
— Нет, не забыл! Как не помнить? Товарищ Серов…
— Так вот… Помню, что опосля ареста Берии работа почти совсем замёрзла… Вместе с разоблачённым министром внутренних дел исчезло всего лишь несколько его ближайших сотрудников… А новый министр… Ты его фамилии тоже не помнишь ли случаем? — Николай выдохнул дым в сторону начальника, и клуб дыма повис над головой сидевшего, который раскрыл было рот, но не решался ответить, а только пыжился под пристальным дяди Колиным взглядом, пока, наконец, не решился выдавить:
— К-к-круг-г-г-г-лов…
— "Круглов", значит, говоришь, — дядя Коля затянулся папиросой, — Тожа, вишь, Круглов… Сечёшь, Степан?..
— Так вот, — продолжал Николай, как ни в чём не бывало, получив необходимый ответ и проглатывая с воздухом новую крепкую затяжку папиросой. — Новый-то министр, товарищ-то Круглов, к сожалению, в то время в разведке разбирался плохо, а его заместитель Серов только начинал принимать дела… — Николай оторвался от стола, прошёл по кабинету туда и обратно. — А зна-ашь, Семён, в каком товарищ Серов таперича сидит кресле? — Дядя Коля вдруг резко остановился напротив Пыжкина.
— Ну… — замялся начальник, потому что не знал точно, куда ушёл его предшественник, но, не желая оплошать, ответил: — Знаю!
— Так вот! — дядя Коля затянулся опять папиросой, не спеша выпустил дым и, опершись обеими руками о край стола и приблизившись лицом к лицу начальника, вдруг улыбнулся и тихо, но торжественно, проговорил:
— Скоро тебя, Семён, снова позовут на место товарища Серова!
Николай отошёл от стола, начал снова прохаживаться по кабинету.
— Да не уж-то?! — опешил начальник, подавшись всей своей тучной фигурой вперёд.