Время любить
Шрифт:
Она на время замолкла, вспоминая прошлое:
— Брезе меня спас, поддержал, помог. Он сражался за тебя и, считая тебя мертвым, не думал, что плохо поступит, если женится на мне, так как он добр и предан…
— Как ты его защищаешь! — горько прервал ее Арно. — Я себя спрашиваю, почему ты все — таки не последовала за своей нежной склонностью…
— Прежде всего, потому что мне помешали! — возразила Катрин, которую опять охватывал гнев. Но она честно призналась:
— Без Бернара-младшего я, может быть, согласилась бы выйти за него замуж, но перед Богом, что слышит меня, клянусь: когда Пьер де Брезе поехал в Монсальви за пергаментом, чтобы отвезти его королю,
— Прекрасная и трогательная история! — заметил сухо рыцарь. — Что же ты сделала после этого разрыва?
Катрин вынуждена была собрать все свое терпение, чтобы не рассердиться. Агрессивный, обвинительный тон Арно расстраивал ее больше всего. Он слишком хорошо принялся играть роль брата с оскорбленной честью, требуя отчетов, объяснений и не проявляя при этом ни малейшей нежности, словно и не было за их плечами нескольких лет любви. Даже письмо, которое он ей оставил, уезжая из Монсальви, не содержало столько горечи и озлобления… Оно, напротив, было наполнено нежностью и любовью. Считая свою жизнь конченой или близкой к этому, в упадке духа он нашел в своем мужественном сердце смелость написать слова понимания и прощения. Вновь обретя жизнь и здоровье, Арно одновременно обрел упрямство и ужасный характер, от которого Катрин так страдала…
Она сделала над собой усилие. Ей удалось улыбнуться бесконечно усталой и печальной улыбкой, полной нежности. Она протянула ему руку:
— Пойдем со мной! Не будем стоять под этим портиком, где все могут нас слышать. Пойдем, смотри, в конце того бассейна, у того каменного льва, который словно олицетворяет всю мудрость мира…
Ночь скрыла от нее тень улыбки, которая смягчила на мгновение суровые черты Арно.
— Так уж тебе нужна мудрость? — спросил он.
И по звуку его голоса она почувствовала, что его гнев поубавился. У нее появилась надежда. Он послушно пошел за ней. Они шли в молчании вдоль сиявшего обрамления бассейна. Катрин села, опершись спиной о мраморного льва. Арно остался стоять. Портик и башня сияли на фоне синего ночного неба, нереальные, словно мираж, и легкие, как сновидение. Шумы дворца почти затихли. Только ночные птицы изредка кричали в саду да журчала вода в фонтане. Легкий ветерок заставлял дрожать в зеркале воды отражение дворца, и, как только что во дворе Львов, магическая красота Аль Хамры поразила Катрин.
— Это место — для счастья и любви, зачем мы мучаем друг друга? Не для того, чтобы причинить тебе боль, и не для того, чтобы ты причинил мне боль, я прошла столько лье…
Но Арно все еще отказывался верить. Поставив ногу на мраморный край бассейна, он сказал:
— Не надейся увести мою мысль на цветущие дорожки поэзии, Катрин! Я жду от тебя точного рассказа о том, что произошло с тех пор, как ты уехала из Карлата.
— Это длинная история, — вздохнула молодая женщина, — надеюсь, ты мне дашь время рассказать тебе об этом на Досуге, позже. Ты разве забыл, что здесь мы в опасности, если не ты, так, по крайней мере, я?
— Почему ты? Разве ты не любимая фаворитка калифа? — с сарказмом отпарировал он. — Если Зобейда мной дорожит, подозреваю, что тебя никто не посмеет тронуть…
Катрин отвернулась.
— Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы доставить боль, не так ли? — горько и печально прошептала она. — Слушай ее, раз ты этого хочешь… Но ты уже не тот, каким был раньше. И ты мне не доверяешь…
Рука Арно опустилась на плечо Катрин и сжала его так, Что ей стало больно.
— Не иди окольными
— А ты-то что делал? Разве что-то другое? — вскричала Катрин в ярости. — Как ты называешь то, что вот уже месяцы делаешь в кровати у Зобейды? Я сама видела, слышишь, своими глазами, однажды ночью, через окно из внутреннего двора!
— Что же ты видела? — высокомерно спросил Арно.
— Я вас видела, тебя и ее, как вы покатились по земле сплетясь в объятиях. Я видела, как ты ее хлестнул, а потом утолил свое желание. Я слышала ваше хриплое, дыхание, слышала, как ты ее ласкал! Вы были как два зверя в лесу! Это непристойно! Ты, правда, был пьян, но я думала, что умру!
— Замолчи! Я не знал, что ты была там! — бросил он ей с великолепной мужской логикой. — Но ты, ты сама, Катрин, что же ты-то делала в Дженан-эль-Арифе? А ведь ты знала, что я рядом, около тебя…
— Около меня? — возразила Катрин в гневе. — Ты был рядом со мной в постели Зобейды? И ты думал обо мне, только обо мне?
— Ты попала в точку! Конечно, нужно было как-то топить ярость, которая охватывала меня при мысли о том, что ты пребываешь в объятиях де Брезе, что ты разговариваешь с ним, улыбаешься ему, протягиваешь ему губы… Тело женщины похоже на бутылку с вином: оно дает миг забытья!
— Твои миги длятся долго! Может быть; были и другие, более достойные тебя способы действовать? — бросила Катрин, забывая о возможной опасности. — Разве ты не мог попытался бежать? Вернуться в Монсальви, к своим, домой?
— Чтобы тебя обвинили в том, что имеешь двух мужей, и сожгли на костре? Ревность не так бы меня мучила, если бы я тебя меньше любил… Я вовсе не хотел видеть, как ты умираешь!
— И ты, — прервала его Катрин, нарочно не замечая признания в любви, — предпочел забыть меня, проводя сладостные часы в этом дворце и в объятиях твоей любовницы. Забыл, что ты-христианский рыцарь! Ты крутишь любовь с неверной, тратишь время на охоту, вино и любовь.. Это вовсе не то, о чем ты писал мне в письме. Если бы я не встретила Фортюна, я дошла бы до Земли Обетованной. Я ведь думала, что, вылеченный или больной, ты найдешм смерть на службе у Бога, если уж не у нашего короля!
— Ты что же, упрекаешь меня в том, что я еще жив?
— Почему ты не делал попыток к побегу?
— Я тысячу раз пытался, но из Аль Хамры не убежишь! Этот утопающий в розах и апельсиновых деревьях дворец лучше охраняется, чем самая надежная наша королевская крепость… За каждым цветком прячется глаз или ухо, каждый куст — это шпион. Впрочем, раз ты встретила Фортюна, он должен был сказать тебе, какое я ему дал поручение, помогая ему скрыться, когда мы выезжали из Толедо…
— Вот именно: он сказал мне, что ты отправил его к твоей матери, чтобы объявить ей о твоем счастливом выздоровлении!
— …и о моем плене в Гранаде. Он должен был тайно — я ведь думал, что ты опять вышла замуж, — сообщить ей настоящее положение вещей, просить ее отправиться к коннетаблю де Ришмону и признаться ему в случившемся, умолять сохранить тайну и взять с него слово рыцаря, что он сделал бы без колебаний, отправить посольство к султану Гранады, чтобы Мухаммад назвал сумму выкупа и вернул мне свободу. Затем под вымышленным именем отправился бы в Землю Обетованную или в папские земли, и никто больше не услышал бы обо мне, по крайней мере, я мог бы вести достойный образ жизни.