Время любить
Шрифт:
— Фортюна ничего мне не сказал об этом! Все, что он смог сделать, это выплюнуть мне в лицо свою ненависть и радость, что ты наконец стал счастливым в объятиях мавританской принцессы, в которую страстно влюбился.
— Болван! И, думая так, ты все же продолжила путь?
— Ты принадлежишь мне, как я тебе, что бы ты там себе ни вообразил. Я от всего отказалась ради тебя, не стала бы я отказываться от тебя из-за другой женщины…
— Что, видимо, придало твоим объятиям с калифом приятное чувство мести, так, что ли? — упрямо бросил Арно.
— Может быть! — допустила Катрин. — Моих терзаний
— Не возвращайся все время к одному и тому же! Напоминаю тебе, я все еще жду твоего рассказа!
— Теперь-то зачем? Ты ничего не хочешь слышать, ничeгo не хочешь понять! Я в твоих глазах все равно буду виноватой, так ведь? Хочешь унять угрызения совести? Видно, просто ты больше меня не любишь, Арно! Ты увлечен этой девицей, забыл, что я твоя жена… и что у нас есть сын!
— Я ничего не забыл! — крикнул Арно. — Как же я забуду своего ребенка? Он — часть моего тела, как я — часть моей матери.
Катрин встала, и супруги оказались лицом друг к другу, как два бойцовых петуха. Каждый выискивал слабое место в броне другого, чтобы ранить вернее, но так же, как мысль о Мишеле наполовину обезоружила Арно, упоминание об Изабелле де Монсальви смягчило сердце Катрин. Ей предстояло сообщить сыну о смерти матери. Опустив голову, она прошептала:
— Ее больше нет, Арно… На следующий день после дня Святого Михаила она тихо угасла. Накануне у нее была большая радость: все твои вассалы, собравшись, провозгласили нашего маленького Мишеля господином де Монсальви… Она тебя любила и молилась за тебя до последнего вздоха…
Тяжелое молчание залегло между ними. Его нарушало только быстрое и прерывистое дыхание Арно. Он ничего не сказал. Тогда Катрин подняла голову. Красивое лицо стало каменным. Его застывшее выражение, неподвижный взгляд не передавали волнения, удивления, боли, но тяжелые слезы медленно текли по матовым щекам. Она робко протянула руку, положила ее на руку Арно, сжала ее, жесткую и напряженную, но она не дрогнула.
— Арно… — пролепетала Катрин. — Если бы ты знал…
— Кто остался с Мишелем? — спросил он упавшим голосом.
— Сара и аббат Монсальви, Бернар де Кальмон д'Оль… Есть еще Сатурнен и Донасьена… и все люди Монсальви, которые мало-помалу возвращаются и вновь обретают счастье жизни и радость быть твоими вассалами. Земли ожили, и монахи аббатства строят новый замок у южных ворот, чтобы замок и деревня смогли лучше защищаться, если опять придет враг…
Пока Катрин говорила, колдовская красота, окружающая их, перестала существовать для супругов. Вместо розового дворца, пышной растительности, спящих вод перед ними возникла старая Овернь с ее истерзанными ветром плато, голубыми далями, быстрыми и дикими потоками, большими лесами, суровой почвой, рыжими быками и упрямыми, но гордыми крестьянами, таинственными подземными кладовыми с золотом, серебром, с пурпурными закатами, свежими зорями, сиреневой нежностью сумерек и длинными лохмотьями тумана по склонам старых потухших вулканов…
Катрин
— Разве ты не хочешь опять увидеть все это? Нет на свете тюрьмы, из которой нельзя было бы убежать, кроме могилы, — прошептала она. — Вернемся домой, Арно, умоляю тебя…
У него не оказалось времени на ответ. Внезапно мираж рассеялся, очарование пропало. Вслед за группой евнухов, несших факелы, в сопровождении Мораймы появилась Зобейда. Казалось, вода занялась огнем, ночь исчезла. Руки супругов разъединились.
Темные и сумрачные глаза Зобейды уставились сначала на Катрин, потом, вопрошая, воззрились на Арно. По нахмуренным бровям Катрин поняла: мавританка удивлена, что Катрин еще жива. Впрочем, она и не скрывала этого.
— Ты простил своей сестре, господин мой? Конечно, у тебя на то были свои причины. Впрочем, добавила она с намеренным коварством, — я просто счастлива, ибо мой брат будет тебе благодарен за это. О его возвращении уже оповестили. Завтра, а может быть, и этой ночью, властелин верующих прибудет в Аль Хамру! Его первое желание — увидеться со своей любимой…
По мере того как говорила Зобейда, Катрин видела, как на ее глазах разрушалось все, что она только что отвоевала. Рука Арно больше не держала ее руку, и опять гнев захлестнул его. Однако Катрин не хотела сдаваться.
— Арно, — умоляюще попросила она, — я еще так много должна тебе рассказать…
— Расскажешь потом! Морайма, уведи ее в комнату и следи за тем, чтобы она была готова к возвращению моего благородного брата.
Куда ты ее уводишь? — сухо спросил Арно. — Я хочу знать.
— Совсем рядом отсюда. Комната, где она будет находиться, выходит в сад. Смотри, как я добра с тобой! Я поселила твою сестру у себя, чтобы ты мог с ней видеться. А за стенами гарема это было бы невозможно. Пусть идет теперь. Пoзднo, ночь проходит, нельзя же разговаривать до рассвета…
О! Этот мурлыкающий голос, усыпляющий и убеждающий! Кто же, слыша его, мог хоть на миг
заподозрить что в нем заключались коварство и ненависть? Однако Арно знал Зобейду.
— Что это ты стала такая рассудительная? На тебя это вовсе не похоже.
Принцесса пожала плечами и ответила пленительно-сладко:
— Она твоя сестра, а ты ее господин! В этом вся причина.
Мужчину лесть всегда пленяет, а Арно, Катрин убедилась в этом, не был исключением. Его, казалось, удовлетворило объяснение Зобейды.
Катрин не обманывалась. Если мавританка убирала когти, нужно было удвоить бдительность, и ее внезапные мягкость и благодушие не сулили ничего хорошего. Улыбка, голос чаровницы, однако, не изменили ее взгляда, полного жесткой расчетливости. Множество испытаний, выпавших на долю Катрин, научили ее, по крайней мере, читать взгляд. Несмотря на жестокое испытание в лепрозории, несмотря на физические и моральные муки, Арно никогда не приходилось защищаться сразу от множества сильных противников, как не раз это делала его жена. Прямой и по-рыцарски благородный, он не умел остерегаться, видя мягкую улыбку и слыша ласковые слова, в особенности если они исходили от женщины…