Время любить

Бенцони Жюльетта

Между тем Катрин послушно позволила Морайме увести себя. Однако перед тем как уйти, она обернулась в последний раз к Арно и заметила, что он провожает ее глазами.

— Мужчина должен уметь выбрать свою судьбу, Арно, и, если он достоин себя самого, он никому не должен позволять, — ты слышишь меня, никому! — вставать между собой и своей совестью… — сказала она.

Комната на самом деле выходила прямо в сад. С узкого, но удобного ложа, куда положила ее Морайма, Катрин видела между двумя тонкими колонками, как светился в лунном свете бассейн. Стены этой маленькой комнаты были выложены сиреневым и миндально-зеленым хрусталем, вставленным в кедр, покрытый приглушенным золотом.

— Может

быть, здесь менее пышно и торжественно, чем в твоем покое, — сказала Морайма, — но более изысканно! Зобейда не любит больших комнат. Здесь у тебя будет все, и ты будешь жить почти в саду.

Еврейке, видимо, было страшно в новых покоях Катрин. Может быть, она ее подбадривала, чтобы подбодрить себя Возможно! Выходило так, что из них двоих скорее самому Морайме нужно было бодриться, ибо под своим шафрановым в синей вышивке покрывалом она дрожала как осиновый лист… Катрин захотела, чтобы та призналась.

— Почему ты так боишься, Морайма? Чего ты опасаешься? спросила она.

— Я? — произнесла Морайма. — Я не боюсь. Мне… холодно.

— В такую жару? Ветерок, который дул недавно, стих. Даже листья в саду не шевелятся.

— А мне все-таки холодно… Мне всегда холодно! Она поставила у изголовья Катрин миску с молоком, на которую молодая женщина посмотрела с большим удивлением.

— Зачем это молоко?

— На случай, если тебе захочется пить. И потом тебе нужно пить много молока, чтобы твоя кожа сияла и была мягкой.

Катрин вздохнула. Как раз время заниматься своей кожей! Словно в этом дворце только и думали о секретах красоты. Ей уже надоела эта роль роскошного животного, обласканного, наряженного, откормленного, расфуфыренного на потребу хозяина. Словно у нее не было других забот, кроме блеска кожи!

Морайма ушла так быстро, как ей позволяли ее короткие ноги, и Катрин попыталась обдумать свое положение. Непосредственная близость Зобейды не страшила ее. Конечно, принцесса еще два раза подумает, прежде чем замучить ту, которую она считает сестрой своего любовника. Вовсе не из-за нее терзалась молодая женщина. А из-за Арно! Какой же он был странный! Когда он ее только увидел и узнал, она ни минуты не сомневалась, что он обрадовался и что он ее любит. Бывают минуты, которые не обманывают! Но Зобейда задула эту радость, как свечу, ядовитыми словами, и Арно вынырнул из внезапно нахлынувшей волны счастья и стал прислушиваться только к ревности, к злости обманутого мужа. Он еще не знал, печально думала Катрин, некоторых эпизодов, вроде цыганского табора с несчастным Феро, или башни замка Кока, и нужно, чтобы он о них никогда не узнал. Иначе счастье для них невозможно. Оно навсегда от нее отвернется.

Между тем усталость заставила ее закрыть глаза, но она не смогла заснуть глубоким сном, который так хорошо восстанавливает силы. Она спала плохо, нервно, вскакивая и вскрикивая. Она ощущала опасность, природу которой не могла определить, но чувствовала, как эта опасность неумолимо приближается.

Во сне ей показалось, что она задыхается. Это разбудило ее окончательно. Она выпрямилась в кровати, вся в поту и с отчаянно бившимся сердцем. Лунный свет теперь пролег вдоль плит на полу. Крик ужаса сорвался с уст молодой женщины: там, в длинном белесом, свете медленно покачивалась тонкая, черная и блестящая… змея! И она ползла к кровати!

Катрин поняла все в мгновение ока. Миска молока, которую Морайма поставила у изголовья кровати! Молоко — любимейшее лакомство змей! Ее желание поскорей убежать, страх Мораймы — теперь Катрин поняла смысл всего этого, а также преднамеренность случившегося! Омерзительное существо, что ползло к ней, то была рука Зобейды, смерть в ее омерзительном виде!

С расширенными от ужаса глазами, судорожно сжимая

шелковые одеяла на обнаженной груди, с неприятным ручейком холодного пота, потекшим вдоль спины, Катрин смотрела, как подползала змея. Никогда она не испытывала подобного страха, подобного паралича всего своего существа. Она оцепенела от вида длинного черного тела, которое медленно, разворачивая свои кольца на плитах, подползало все ближе, ближе. Словно кошмар, от которого уже не проснуться, ибо она не осмеливалась кричать. Змея была небольшой, но Катрин видела широкую плоскую треугольную уродливую голову. А потом, кого звать? Никто не придет на ее зов… Она здесь одна, беззащитна перед опасностью, как на эшафоте! Единственное, что ее защищало, — несколько шелковых покрывал… Она даже не способна была закрыть глаза, чтобы больше не видеть мерзкую змею.

Ее обезумевший разум обратился к мужу. Сейчас она умрет в нескольких шагах от него, а завтра, конечно, когда ее труп обнаружат уже холодным, Зобейда найдет бесконечное множество оправданий, лживых и притворных сожалений. Все комнаты выходили в сад. Как же она могла догадаться, что змея проникнет именно в ее комнату? И Арно, вполне возможно, ей еще и поверит… И вот, когда змея доползла до ее низкой кровати, она отчаянно застонала:

— Арно! Арно, любовь моя…

И произошло чудо. Катрин подумала, что страх свел ее с ума. Арно оказался рядом. Его высокая фигура заслонила лунный свет, он выскочил из темного сада, словно добрый гений из восточных сказок. Одним взглядом он окинул комнату и увидел забившуюся в угол кровати Катрин и змею, которая уже поднимала свою плоскую голову. Одной рукой он выхватил кинжал из — за пояса, другой схватил платье, валявшееся на табурете, и всей тяжестью упал на кобру.

Смерть змеи была мгновенной. Сильно и точно направив кинжал, Арно ударил у основания головы, отрубив ее от туловища, затем опустился на одно колено и посмотрел на жену. Лунный свет осветил и без того бледное ее лицо. Судорожно зажатые руки прижимали одеяло к груди, она дрожала как лист на ветру. Чтобы приободрить ее, Арно нежно прошептал:

— Не бойся! Все! Я ее убил!

Но она его едва слышала. Обезумев от страха, она так и осталась сидеть с вытаращенными глазами, стуча зубами, не в силах вымолвить ни слова. Арно подошел к кровати.

— Катрин! Прошу тебя, ответь… С тобой ничего не случилось?

Она открыла рот, но слова застыли в горле. Ей хотелось заплакать, но она не могла пошевелиться, поднять на мужа взгляд, в котором жил ужас. Арно заключил ее в свои объятия.

В нем поднялась глубокая жалость, когда она прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди, как это делают напуганные дети. Он сжал ее сильнее, стараясь передать ей свое тепло, чтобы она перестала так страшно дрожать. Он нежно гладил ее светлую голову, лежавшую у него на плече.

— Бедненькая ! Ты так напугалась… так напугалась! Эта презренная женщина! Я знал, что она способна на все, я поэтому и сторожил, но не ожидал такой низости! Успокойся, я с тобой! Я тебя защищу! Мы убежим вместе, вернемся домой. Я люблю тебя…

Слово пришло само собой, совершенно естественно, и Арно ему не удивился. Его обида, ревность разом улетучились. Расставшись с Катрин, он бродил по саду, глухое беспокойство влекло его в эту часть дворца. Вдруг он услышал слабый стон Катрин, едва произнесенное свое имя и устремился сюда. С порога он увидел, как длинное черное тело змеи ползло по мрамору к кровати его жены. Он страшно испугался за нее. И теперь, когда она была в его объятиях, он понял, что ничто и никто не сможет встать между ней и им; их любовь смогла выдержать много всего, испытать мучения, но разлучит их только могила. У них, было одно общее сердце, и Арно хорошо знал, что.