Время любить
Шрифт:
Катрин выпрямилась и сжала горячую руку, бессильно Жавшую на матрасе.
— Нет, — произнесла она с горячностью, — это не было милосердие! Это была любовь! Клянусь тебе, Готье, всем, что у меня есть в мире самого дорогого: той ночью я тебя любила, я отдалась тебе от всего сердца и продолжала бы если бы ты этого захотел. Видишь ли, — прибавила она — ты дал мне столько радости, что на миг меня взяло искушение остаться, отбросить мысль о Гранаде…
Она остановилась. Выражение бесконечного счастья осветило измученное лицо Готье, придав ему красоту, мягкость, которой он никогда раньше не обладал. На губах появилась нежная улыбка ребенка,
— Ты бы пожалела… — прошептал он, — но спасибо, что ты сказала мне об этом! Я уйду счастливым… таким счастливым!
Потом он прошептал еще тише, слабеющим голосом:
— Ничего больше не говори… Оставь меня! Я хотел бы поговорить с врачом… у меня мало времени. Прощай… Катрин! Я любил… только тебя… на свете!
Горло у молодой женщины перехватило, но она не осмелилась отказать ему в том, о чем он просил. Минуту она любовалась его лицом, глаза его теперь закрылись и, может быть, не должны были открыться вновь. Еще раз она наклонилась и очень нежно, с бесконечной печалью, прильнула губами к высохшим губам, потом обернулась к Мари, неподвижно сидевшей в углу носилок.
— Позови Абу! Он там, рядом… Я спущусь. Весь их кортеж двигался шагом, так как на дороге царило большое оживление. Видно, был базарный день. Мари подала знак, что поняла ее, и позвала врача, пока Катрин, стараясь скрыть слезы, выскользнула с носилок на землю. Арно ехал верхом в нескольких шагах впереди, рядом с Мансуром. Она позвала его, и в голосе у нее было столько боли, что он немедленно остановился, посмотрел на залитое слезами лицо и, свесившись с седла, протянул ей руку;
— Иди ко мне.
Он поднял ее, посадил перед собой и обхватил руками. Катрин спрятала лицо у него на груди и зарыдала без удержу. Арно спросил:
— Это конец?
Не в состоянии ответить, она кивнула головой. Тогда он сказал:
— Плачь, моя миленькая, плачь столько, сколько хочешь! Мы никогда не сможем оплакать в полной мере такого человека, как он!
В невообразимой толкотне в порту, среди бесчисленных торговцев рыбой, ракушками, апельсинами, овощами, разными фруктами, пряностями, сидевших прямо на земле, рядом с большими переполненными товаром корзинами, и громкими криками подзывавших покупателей, отряд Мансура прокладывал путь носилкам, в которых умирал Готье. Они пробирались к стоявшим у пристани кораблям. Среди множества рыбацких лодок всех размеров, нескольких тяжелых рыбацких барок и торговых кораблей, стоявших по соседству с двумя берберскими галерами, два военных корабля были похожи на гепардов, прилегших отдохнуть у берега. Мансур показал на них Арно:
— Вот это — мои…
Монсальви молча улыбнулся. Он понял, что самый большой куш бен Зегрис срывает не с поместий в таинственном Магрибе, а с пиратства. Это были настоящие пиратские корабли, на которых ищут и берут добычу, и он забеспокоился: можно ли посадить на такой корабль Катрин и Мари? Кто мог быть уверенным, что, выйдя в море, капитан не направит паруса в сторону Александрии или Кандии, или, наконец, Триполи, — словом, на один из больших рынков рабов, где, уж конечно, первой по стоимости рабыней окажется прекрасная дама Запада. Близкая и неизбежная смерть Готье многое меняла. Арно оставался с Жоссом. Им придется защищать Двух женщин против целого экипажа, потому что Абу вернется
Конечно, Арно не сомневался в доброй воле Мансура, но пират всегда откажется от своих слов, обманет, убедит. Капитан пиратского корабля потом скажет, что выполнил свою миссию, и никто даже не подумает беспокоиться о супругах Монсальви…
Охваченный такими мрачными предчувствиями, Арно инстинктивно прижал Катрин к себе, но она не ответила на его объятие. Она смотрела во все глаза на корабль, который как раз в этот момент входил в порт, и, смотря на него, спрашивала себя, хорошо ли она видит и не снится ли ей это.
Корабль вовсе не был похож на те, что заполняли порт. На не было треугольных парусов, заостренных как копье. Моряки в этот момент спускали огромный квадратный парус в синих и красных полосах, так как вход в порт должен был совершаться на веслах. Это была большая галера с пузатым корпусом, с высокими шканцами в резьбе, но Катрин пришла в восторг вовсе не от формы корабля, а от знамен, что развевались на ветру над марсом. Одно — золотое в серебряных полосах с тремя кораблями Святого Иакова по черному геральдическому фону и тремя красными сердцами. Эти геральдические знаки ей многое сказали, ведь Катрин их хорошо знала.
— Жак Кер! — вскричала она. — Этот корабль принадлежит ему…
Теперь Арно тоже смотрел на красавец корабль, но он разглядывал другое знамя: то, что развевалось выше и во всю ширь. И смотрел он на него восторженными глазами.
— Анжуйские лилии и гербовая связка Сицилии, и арагонские колы, и Иерусалимские кресты! — прошептал он. — Королева Иоланда… Этот корабль, безусловно, везет посла.
Огромная радость расцвела в сердцах прижавшихся друг к другу супругов. Этот корабль был символом их страны, а также дружбы, преданности, величия… На этом корабле они будут у себя дома…
— Я думаю, — сказал Арно Мансуру, — что тебе не придется отдавать нам свой корабль. Вон видишь, тот корабль принадлежит нашему другу и везет, без всяких сомнений, посланца моей страны…
— Торговец, — заметил бен-Зегрис с некоторым оттенком презрения, но, впрочем, очень скоро поправился:
— Но хорошо вооружен!
Действительно, на борту корабля виднелись шесть бомбард, поднимавших раскрытые пасти.
«Магдалена»— так назывался корабль. И он не собирался причаливать. Доплыв до центра портового бассейна, «Магдалена» бросила якорь, с борта спустили лодку, а в это время на набережную сбегались чиновники в тюрбанах и зеваки. Отряд Мансура и носилки были окружены со всех сторон морем людей, которые толкались, чтобы получше разглядеть неожиданных пришельцев.
Между тем лодка быстро подплывала к берегу. Кроме гребцов в нем были три человека. На одном из которых был тюрбан, а на двух других — вышитые береты. Но Катрин уже узнала самого высокого из тех, что были в беретах. Прежде чем Арно сумел ей помешать, она соскользнула с его лошади и, работая локтями, добежала до берега, когда лодка пристала к пирсу. Жак Кер спрыгнул на набережную и она почти упала ему в объятия, смеясь и плача одновременно…
Сначала он не узнал ее и даже хотел оттолкнуть навязчивую мусульманку, которая цеплялась за него, но это длилось только миг. Он увидел ее лицо, глаза и сразу побледнел: