Время любить
Шрифт:
— Что же мы скажем, если встретим людей калифа?
— Что сопровождаем старую принцессу Зейнаб, бабушку эмира Абдаллаха, который правит в Альмерии. Зейнаб должна вернуться в свой дворец после визита к нашей султанше, с которой они с давних пор в дружбе.
— И нам поверят?
— Кто же осмелится сказать что-нибудь против? — прервал их Абу-аль-Хайр. — Принц Абдаллах, двоюродный брат калифа, такой ранимый человек, что сам наш хозяин бывает очень осторожен в отношениях с ним. Альмерия — это один из наших крупнейших портов. Что касается меня, так совершенно естественно, что я сопровождаю эту благородную
Вся группа ехала в темноте и без шума, раздавалось только приглушенное цоканье копыт лошадей. А совсем близко, в городе, царило оживление. Все огни были зажжены, широкие горшки с огнем горели на крепостных стенах Гранады, и город светился в ночной темноте, словно огромная колония светлячков. Приподнимая занавески, Катрин любовалась этим видом. Она испытывала пьянящее чувство победы. Город был восхитителен, но крики, плач, слышимые из — за высоких стен, говорили о том, что там происходит побоище.
Мансур проворчал:
— Калиф неистовствует! Поедем быстрее! Если меня узнают, нам придется сразиться, а нас только двадцать человек.
— Вы забываете о нас, — сухо прервал его Готье, скакавший так близко, что Катрин могла до него дотронуться. — Мой товарищ, Жосс, умеет сражаться. А что до меня то уж с десяток я точно уложу.
Мрачные глаза Мансура измерили Готье, и Катрин почувствовала тень улыбки, судя по тембру голоса Мансура, когда тот спокойно ответил:
— Тогда, скажем, нас тридцать один, и да сохранит нас Аллах!
Он поскакал в голову маленькой процессии. Огни Гранады мало-помалу отступили. Плохо различаемая дорога, незаметная для тех, кто ее не знал, повернула, и город исчез за могучим скалистым возвышением.
— Дорога будет тяжелой, — проговорил Жосс с другой стороны носилок. — Нам нужно будет пройти высокие горы. Но зато там легче защищаться.
Резкий приказ прозвучал в темноте, и отряд остановился. Катрин одернула занавеску, бросив боязливый взгляд на Арно. Но, к счастью, Арно спал так же крепко. Скалистое место кончилось, и опять стала видна Гранада, дворец Амины, где горели лампы на зубцах белых стен. До Катрин долетел полный беспокойства голос Мансура:
— Ну вот, вовремя уехали! Смотрите!
Отряд всадников в белых плащах с факелами, которые сеяли по ветру искры, быстрым галопом проехал римский мост и в облаке пыли остановился перед воротами Алькасар Хениля.
Во главе отряда зеленое знамя калифа развевалось в руке офицера-знаменосца. Весь отряд устремился в открывшиеся тяжелые ворота… Катрин вздрогнула. На самом деле они уехали вовремя: задержись, и все началось бы снова — кошмар, страх и, в конце концов, смерть!
Опять голос Мансура:
— Мы слишком далеко, чтобы они нас увидели! Благословен Аллах, ибо нас было бы по одному на пятерых!
Катрин высунула голову из-за занавески и поискала высокую фигуру начальника:
— А Амина? — спросила она. — Ей ничего не грозит?
— Чего же ей бояться? У нее ничего не найдут. Одежда моих людей уже зарыта в саду, а среди ее слуг и женщин нет ни одного существа, которое не согласилось бы скорее отрезать себе язык, чем ее выдать. И даже если Мухаммад подозревает ее в помощи мне, он никак не вообразит, что она могла помочь и вам. Народ ее
Ничего больше не сказав, мятежный принц хлестнул свою лошадь и бросился на приступ первого уступа сьерры. Вся группа молча поскакала вслед, но гораздо более спокойным ходом. Катрин опустила занавеску. Внутри носилок темень была полной, а жара такой тяжелой, что Абу — аль-Хайр откинул занавески с одной стороны.
— Нам не грозит, что нас здесь узнают. Так будем же дышать! — прошептал он.
В носилках стало светлее. Катрин увидела, как блеснули его зубы, поняла, что Абу улыбался, и тоже улыбнулась. Ее рука с тревогой попробовала лоб Арно. На нем проступило немного пота, а дыхание стало ровным. Он хорошо спал. Тогда Катрин свернулась калачиком в ногах своего супруга, закрыла глаза и, чувствуя, как счастье и покой овладевают ее сердцем, крепко заснула.
Нападение произошло через два дня, в горах, на заходе солнца. Беглецы поднялись из глубокой долины Хениля и продолжали путь по склону ущелья, на дне которого кипел поток. Они шли по горному карнизу, поднимавшемуся к хребту. Жара в значительной мере спала, и тропинка, казалось, шла через арену с почти вертикальными стенками, над которой возвышались три огромные снежные вершины. Мансур указал на самую высокую.
— Эту вершину называют Муласеном, потому что там находится могила калифа Мулаи Хасена. Там живут только орлы, грифы и люди Фараджа Одноглазого, знаменитого бандита.
— Мы-то достаточно сильны, чтобы не бояться бандита! — заметил Готье с презрением.
— Еще неизвестно!.. Когда Фараджу нужно золото, ему мучается пойти на службу к калифу, и, когда у него появляется подкрепление из пограничных солдат, он становится опасным.
Последние косые лучи солнца хорошо освещали белые бурнусы и позолоченные шлемы фальшивых стражников калифа, которые на черных скалах и камнях выделялись очень рельефно. И вдруг кто-то завопил так свирепо пронзительно, что даже лошади встали на дыбы. Одна из них сбросила своего всадника, тот с предсмертным криком полетел на дно ущелья. Из-за каждого камня высунулся человек… и вся гора, казалось, пришла в движение, обрушилась на маленькую группу путников. Это были плохо одетые, оборванные горцы, но их мавританские сабли сияли так же ярко, как острые зубы. Маленький человечек, худой и уродливый, из грязного тюрбана которого торчал пук орлиных перьев, а глаз закрывала грязная повязка, вел их в атаку, издавая ужасающие пронзительные крики.
— Фарадж Одноглазый! — взревел Мансур. — Соберитесь вокруг носилок!
Вот уже кривые турецкие сабли заблестели в руках воинов; Готье подъехал к начальнику, чтобы сражаться рядом с ним, и крикнул Жоссу:
— Защищай носилки!
Но занавески носилок взметнулись самым неожиданным образом. Оттуда возник Арно, отталкивая Катрин, которая цеплялась за него, умоляя не двигаться.
— Оружие! — закричал он. — Лошадь!
— Нет! — взвыла Катрин. — Ты не можешь еще сражаться… Ты слишком слаб…