Время нас подождёт
Шрифт:
Было в этих книгах ещё что-то такое, чего я сам себе объяснить не мог. То, что объединяло всех тех людей — времен Жюль Верна и Кирилла, и его друзей…
Иногда я просил Юру почитать мне детскую Библию. Больше всего, конечно, мне нравилось смотреть её самому — там удивительно чудные картинки. У Юры я спрашивал то, чего сам не понимал. Иногда мы говорили до полуночи: приходила Наташка и разгоняла нас по кроватям.
Однажды пришёл ко мне Колька. Это было, кажется, во вторник, а может, и
— Чего стоишь? Проходи! — сказал я.
— Привет, Миха! — ответил Колька, тихонько вошёл, подвинул табуретку и уселся на неё напротив меня.
Я глазами изучал Кольку — за неделю, пока мы не виделись, я успел по нему соскучиться! Он сидел весь взъерошенный, как воробей, серьезный. Волосы у него залохматились и топорщились в разные стороны, а в глазах сияли крошечные золотые искорки. Он был в рубашке и брюках — видать, зашёл сразу после школы. Ай да Колька, ай молодец! У меня даже в носу защипало от благодарности, оттого, что он вдруг пришёл меня навестить.
— В следующую среду контрольная полугодовая будет. Придёшь? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Не знаю. Пока не разрешают даже на улицу выходить.
— Да-а, не вовремя ты заболел! — посочувствовал он.
— Чего это не вовремя? — не согласился я. — По-моему, как раз очень даже вовремя. Контрольные всякие не писать.
Колька сказал по-взрослому:
— Контрольные всё равно придётся писать. А у нас вчера был бой с пятым «Б». Куда им! Они от наших снежков даже прятались потом!
Я вздохнул. Правда, не вовремя… Бой с пятым «Б»! Эти ребята ужасно задаются — их класс первый по успеваемости и поведению. Давно пора их проучить!
— А кто был-то?
— Все были. И Володькины, и наши, и даже девочки присоединились. Погода-то какая… — он вдруг погрустнел и сказал. — А позавчера к нам завуч с директором приходили на классном часе. Ругались, что наши курят за школой.
Я молчал.
— А Володька, — продолжал он, — после урока говорит своим: «Кажись, Миха нас не сдал!» Миша! Ты что делал в четверг, когда я не пришёл?
— Ой, Колька, а чего ты не пришёл? Я тебе даже не позвонил, забыл…
— Да у меня горло заболело, и сестра из университета приехала. Все вместе наложилось…
Он замолчал и посмотрел на меня в упор своими серыми бесхитростными глазами: они ждали. А я понял, что если промолчу с минуту, то он отвернётся и уйдет. Или будет между нами что-то уже не так. Оно и так — не так: он какой-то задумчивый и невесёлый. Обиделся, что ли?
— Коль… Тут много всего. В четверг я с ними пошёл. Стоял, ничего не делал, а потом мы от сторожа убегали, и я медальон свой обронил… Пошёл после уроков его искать, а меня сторож поймал и —
— Дома влетело? — тихо спросил он.
Я помотал головой.
— Что ты! Юра со мной все дни сидит, и не ругался даже… Хотя я ему такое наговорил… — осёкся я и замолчал. Грустно мне стало, как тогда, в тот вечер.
То, что я сказал Кольке, было правдой. С Юрой мы не разговаривали ни о том случае, ни о записи в дневнике. И это не давало мне покоя — и вина перед ним, и ожидание этого разговора, мне казалось, что между нами есть неловкость, которая не дает поговорить «по душам» — открыто и до конца. Но как разговаривать об этом я не знал — мне было стыдно, и я боялся ненароком выдать Володькиных ребят.
Колька сказал:
— Они больше туда не ходят.
А глаза у него спрашивали: «А ты с ними будешь, да?»
— Я не пойду больше с ними, — ответил я и встрепенулся, — ой, а как они узнали, что я у директора был?
— Не знаю, — грустно отозвался Колька. — Наверное, видели…Да, точно! — вспомнил он. — У них же только и разговоров было, почему ты не пришёл — типа ты проболтался и в школу побоялся идти! Саня видел, как тебя сторож поймал, он Володьке рассказал, а тот — всем остальным.
— Я им ничего не говорил. И Володьке можешь передать, чтоб не волновался зря.
Мы помолчали. За окном дворник лопатой разгребал снег.
— Хороший у тебя папа, — вздохнул Колька.
Я не успел ему ничего ответить, потому что у него в кармане зазвонил телефон. А хотелось: и про Наташку рассказать, про её малыша, про мои слова, про сон и про маму… Так хотелось, что я чуть было не крикнул: «Постой!», когда он прощался со мной, и вежливо отвечал Юриной маме, что он не хочет обедать. Но я почему-то тоже ему ответил:
— Пока! Ты заходи ещё, Колька!
— Ага, — ответил он.
Но больше почему-то не приходил. Неужели обиделся?!
В среду на контрольную я не пришёл. А просидел дома до воскресения и вечером в субботу понял, что дома так долго я сидеть не могу! Хоть я никогда не болел так, чтоб со мной проводили столько времени и заботились обо мне, и пекли мне пирожки с повидлом и оладушки, а всё же, видать, не может человек столько времени жить без дела. И я спросил у Юры:
— Возьмешь меня завтра в храм? Юр, ну пожалуйста!.. А то я сам убегу туда!
Видимо в моих глазах была такая отчаянная мольба, что Юра молча кивнул.
А потом мы смотрели фильм «Сердца трех» и пили чай с сухариками и ирисками. Наташа с нами сидела, кот урчал у Юрки на коленях, и за окном в тёмно-синем небе проглядывались крошечные две звёздочки, а от моей белой чашки поднимался пар, и пахло так вкусно свежим хлебушком и вареньем, что мне стало так хорошо и тихо внутри, будто впереди меня ждёт какая-то неведомая добрая сказка, как в новогоднюю ночь.
— Юр, — позвал я. — А у тебя есть сейчас друзья?