Время неба
Шрифт:
— Я всю жизнь создаю видимость нормальности. Для мамы. Угождаю, притворяюсь, выдаю себя за кого-то другого, а она все давит, давит, давит… Плевать мне на этих дебилов, с ними скучно. Они никто — просто соседи по подъезду. А получивший по щам давно нарывался. Через месяц у меня будет диплом и возможность работать полный день — в универ я так и так собирался на заочку. Я не вижу проблемы, Май. Люди, чье мнение мне реально важно — Кир и еще пара человек — сказали только, что ты очень красивая. Это их ответ.
Опускаю голову и съеживаюсь.
— Блин, Май!.. Думаешь, мне не страшно??? — продолжает с жаром убеждать он. — Знаю, ты не считала меня подходящим человеком. Знаю — выглядел тем еще клоуном… Я не стал рисковать в палатке, потому что и сам переживал, как девочка. Не сладил бы с нервами и точно опозорился. Хотя… когда думаю о тебе по ночам, осечек не случается.
— Господи! Это лишнее для моих ушей!!! — возвожу очи к небу, хотя его честность пьянит почище выпитого вина, а эйфория превращает душу в наполненный гелием воздушный шарик, рвущийся ввысь. Только Тимур своими неумелыми, но страстными признаниями может вселить в меня веру, что я прекрасна.
— Я тупой, не умею нормально объясняться! — смущенно усмехается он. — Но…
Эта тема пришла,
остальные оттерла
и одна
безраздельно стала близка.
Эта тема ножом подступила к горлу… Так лучше, правда?
В груди замирает сердце, дыхание обрывается на вдохе, слезы обжигают глаза. Совсем как в юности, захватывает дух.
Над головой расстилается закатное небо — желто-розовое, с золотыми полосами — будто безумный гений-художник смешал акварельные краски и вылил на холст.
Огромная вселенная… Влюбленный мальчик, цитирующий Маяковского. Алкоголь в крови, звенящее трепетное чувство и весна.
Завороженно смотрю на Тимура, но боль и сожаления становятся невыносимыми.
— Тебя так много ждет впереди, а я…
— О чем ты, я даже не знаю, сколько мне осталось. Может быть, завтра окажусь под поездом или, как пишут в СМИ, «выпаду» с балкона. Возраст — цифры в паспорте, не более. У всех есть только настоящее. Время, которое с нами здесь и сейчас.
Он достает телефон, наводит его на закат, щелкает камерой и заливает фото на страницу. С любопытством заглядываю в экран и читаю подпись: «Время неба».
Покрасневшее солнце прячется за черным строем домов, стремительно темнеет и холодает, звуки города эхом гудят над полем, в многоэтажках загораются желтые огни.
Тимур расстегивает рюкзак, достает толстовку и накрывает ею мои плечи. Отставляет пустые бутылки и, запрокинув голову, любуется первыми звездами — холодными, далекими и отстраненными. Словно под гипнозом, рассматриваю его идеальный профиль, растрепанные волосы над бритыми висками, губы, шею, рельеф мышц под зеленой футболкой, вены на предплечьях, веселые носки с пэкменами и пыльные кеды. В идеальном теле мальчишки сидит тысячелетний мудрый инопланетянин. Мне
— Тебе не нужно домой? — с надеждой спрашиваю я, и он задумчиво отвечает:
— Нет. Мать уехала на месяц. Будет наездами. Дошики и ночевки вне дома — наше все… — внезапно он двигается ближе, так, что плечи и бедра соприкасаются, и заглядывает в мое лицо: — Окей. Я не прошу многого. Хочешь встречаться тайком — давай. Мне все равно. Это в любом случае выйдет наружу… И… Никогда не принимай за меня решения. Прими за себя!
Волна его отчаяния передается и мне, мысли приходят вразброд, уши закладывает…
— Хорошо. Давай продолжим общаться. Но я не…
Настойчивая рука опускается на мой затылок, Тимур подается вперед, и горячие губы обрушиваются на мои. Один удар сердца я не могу ничего осознать, а потом оно взрывается. Отказывают тормоза, и я отвечаю на поцелуй — вцепившись в его волосы, раскрываюсь и поддаюсь, всхлипываю и задыхаюсь от обжигающего счастья.
Спустя пару долгих мгновений он отрывается от меня, тяжело дышит и улыбается:
— Уже поздно. Пойдем. Я провожу до квартиры… — но не дает возразить. Снова целует, душит в объятиях, и я чувствую, что он дрожит.
***
23
23
Синие сумерки, укутавшие дворы покровом тайны, до поры обеспечивают приватность — Тимур держит мою руку в своей и вразвалочку шагает впереди, его толстовка мешком болтается на мне, спасая от прохлады и скрывая консервативный наряд. Но внезапно уличное освещение загорается во всем районе, и я поневоле опускаю глаза.
В это время много прохожих — после двенадцатичасового рабочего дня уставшие люди возвращаются в уютные теплые жилища, к семьям и любимым, которые ждут и скучают…
Подробно отвечаю на вопросы Тимура, смеюсь над тонкими или пошлыми шутками, но все равно умираю от неловкости — только что, на трубах, мы увлеченно переступили черту недозволенного. Он безмятежен, а я не знаю, как себя повести.
Алкоголь размывает границы здравого смысла, до запредельных скоростей разгоняет кровь — кажется, теперь она у нас одна на двоих — циркулирует через сцепленные руки и заставляет одновременно останавливаться и глупо, но многообещающе улыбаться друг другу. И я в очередной раз поражаюсь: как можно быть настолько идеальным? Настолько подходящим мне… Настолько моим.
Фонари освещают путь, светофоры подмигивают зеленым, звезды сквозь прорехи в небосклоне с любопытством пялятся на нас с высоты — за разговорами ни о чем пройдено полквартала, но планами на вечер Тимур делиться не спешит.
Чем ближе подбираемся к черной глыбе моего дома, тем сильнее накрывает мандраж. Что дальше?..
Бросаю на Тимура быстрые взгляды — он ничего не предпринимает, и, кажется, не собирается предпринимать. Пытаюсь привести в порядок пьяные мысли, но они упрямо забредают не в ту степь.