Время неба
Шрифт:
Еще вчера я не видела в нем мужчину, с которым могла бы разделить целую жизнь, но теперь от осознания подташнивает. А что, если это… действительно он?
Сердце колотится и обливается кровью. Я не выразила благодарность, не нашлась с ответом на такое крышесносное признание в любви, и, если не хочу его потерять, не должна отказывать… Однако трушу почище, чем в свой не слишком удачный первый раз.
В смятении стаскиваю с себя джинсовку и жду от Тимура дальнейших действий. Если мы переспим сейчас, это будет естественным завершением вечера. Но утром я не смогу вылезти из палатки
— Ну, и для кого я тут расстарался? Чего сидишь? — Тимур зазывно приподнимает край спальника; мысленно осенив себя крестным знамением, ныряю под слои утеплителя и нейлона и тут же попадаю в плен крепких объятий. Дергаюсь, но он судорожно прижимает меня еще сильнее и еле слышно шепчет:
— Не паникуй. Все должно быть не так… — из моей груди вырывается вздох облегчения, и слезы благодарности проступают на глазах.
Приглушенный свет извне проникает в палатку, я рассматриваю красивое спокойное лицо, убираю со лба непослушную темную челку, глажу ладонями щеки. Ощущаю его желание и тяжелое дыхание, и меня накрывает волна обжигающего ужаса и дрожь. Наброситься друг на друга — самый очевидный вариант развития событий, но мы держимся. И Тимур обнадеживающе улыбается.
Разрозненные мысли обретают стройность, и я вдруг понимаю, что никому его не отдам. Потому что тоже… люблю. Хотя не должна произносить это вслух.
Зарываюсь носом в мягкий воротник толстовки, утопаю в аромате лета и солнца и чувствую горячее прикосновение губ к виску.
— У нас еще будет время. Спокойной ночи, Май!
***
20
20
Воскресный вечер вступает в свои права — разморенный почти летней жарой город потихоньку оживает, алое небо над домами приобретает сиреневый оттенок, стрижи со звоном рассекают воздух в нескольких метрах от пыльных окон, внизу бесконечными вереницами ползут автомобили.
На балконе привычно тоскливо, тут же возникает потребность затянуться горьким дымом, но я упорно жую мятную жвачку, кутаюсь в домашнюю толстовку и рассматриваю многоэтажки за зарослями старых деревьев.
На этапе строительства они вызывали у меня лишь досаду — загородили солнце и часть привычного вида на спальный район, но теперь в одной из них живет Тимур, и эта мысль согревает сердце.
Полупьяные от выпивки, недосыпа и взаимности, мы возвращались домой первой электричкой и без устали болтали. Его темные глаза в ярких утренних лучах сияли теплым янтарем — в них плавилось восхищение и обожание. Он крепко держал меня за руку, перебирал тонкие пальцы, безмятежно улыбался, а я, словно школьница, забывала, как дышать.
Потом мы долго обнимались на заднем сиденье такси, но его вечно молчащий телефон вдруг ожил, и Тимур, выслушав скороговорку в исполнении требовательного женского голоса, тяжело вздохнул:
— Мать призывает. Приехала, а меня нет. Говорит, что соскучилась. Это ли не чудо…
Вернувшись в пустую квартиру, я завалилась спать и спала непозволительно долго — мне снились цветные сны, сотканные из обжигающих чувств и ярких красок, — а после пробуждения два часа умучивала беговую дорожку, до
Тимур ненадолго подарил мне уверенность, что время, ушедшее навсегда, вдруг вернулось — как родной, давно потерянный человек возвращается в добром светлом сне…
И я всей душой благодарна ему за проявленную деликатность, за умопомрачительное признание, за крепкие объятия, за новые надежды.
Пусть я коротаю вечер одна, теперь это состояние не пугает — мысли о будущем не утягивают в черную пропасть обжигающего отчаяния, и я даже… готова расправить плечи и вспомнить, каково это — быть свободной.
Проверяю телефон — пропущенных от мамы нет, и Олег больше не достает — не звонит и не заваливает гневными посланиями. Зато директ переполнен сообщениями от Тимура — смешными и горькими, серьезными и искренними до трагизма. Читаю и перечитываю их и скучаю по нему настолько сильно, что сердце сбивается с ритма.
— Что же мне делать, Тимур?.. — дышу на окно и рисую на запотевшем стекле кривое сердечко, пронзенное стрелой. — Неужели принять твои правила?.. Только где взять характер. Где взять силы и смелость?..
Закат окончательно превратил улицу в иллюстрацию к фэнтези. Раньше, в далекой юности, я обязательно выбрала бы правильный ракурс и запечатлела такую красоту. Впервые за долгое время меня тянет снова взяться за камеру — легендарная, пережившая множество приключений зеркалка уже не подлежит ремонту, но возможности современного смартфона куда шире.
Меняю спортивные штаны на джинсы, скрываю бледное лицо козырьком бейсболки и, зацепив на ходу ключи и проездной, покидаю квартиру.
По красному асфальту вихрями кружатся розовые опавшие лепестки, ветви кленов сплетают под подошвами сети теней, я грею в руке телефон и зорко высматриваю подходящие темы для фото: потрепанных бродячих котов — хозяев подворотен, грустных стариков с юными глазами, смеющихся беззаботных детей, игрушки, забытые в песочницах, обрывки афиш на стенах…
В груди бабочкой трепещет что-то живое, рвется наружу, болит и ноет, адреналин покалывает пальцы, на глубоком вдохе захватывает дух. Это состояние называется вдохновением. Возведенным в крайнюю степень влюбленностью и весной.
Кошусь на свое отражение в витринах и верю: я действительно красива и еще совсем молода. А впереди миллионы дорог и возможностей!..
Меня несет в центр — к музыкальному фонтану, усыпанному огнями реклам ТРЦ и мрачным елкам за офисным зданием. Ненавижу это опостылевшее место, но страстно желаю повторить привычный ежедневный маршрут.
С Тимуром мы увидимся завтра — условились встретиться на остановке в 6:50. Однако я уже готова ответить ему — забить на предрассудки, посмотреть в красивое лицо и произнести вслух три заветных слова.
Почему нет? В этом нет ничего плохого…
Щелкаю камерой и ловлю отличный кадр — дети, взявшись за руки, бегут из темного сквера к свету. Увеличиваю его и с удовлетворением отмечаю, что получилось идеально. Тут же из бессознательного прилетает название фото: «Мы…»
Нужно обязательно поделиться «манифестом» с Тимуром.