Время останавливается для умерших
Шрифт:
Мои предположения начинали подтверждаться.
Я показал сторожу фотографию Броняка, ту самую, на которой еще в Старогарде нарисовал карандашом усы.
— Это он?
Инвалид долго разглядывал снимок, поворачивая его то так, то эдак.
— Вроде бы он, — ответил наконец, — однако поклясться перед судом я бы не мог. Все-таки время прошло. Помню только, что у него был с собой такой хороший черный портфель, кожаный… Что я должен буду делать, если хозяин придет за «симкой»?
Я знал, что за «симкой» Броняк не придет. Но нужно было предвидеть
— Когда стемнеет, спустите переднее колесо. Если же хозяин придет, постарайтесь его задержать как можно дольше. И не говорите, что о нем спрашивали.
— И тут же сообщить в милицию?
— Позвоните прямо в управление.
— Хорошо, — серьезно сказал сторож. — На меня вы можете положиться.
В стекло мерно бьет осенний дождь, он грохочет в желобах, барабанит по железной крыше. Броняк стоит у окна и смотрит, как отдельные струйки воды сливаются в широкие потоки и сползают по краю оконной рамы.
В окне отражается его изменившееся лицо — аккуратно подстриженные настоящие усы, точно такие, как на фотографии, вклеенной в паспорт Шыдлы, и бачки, доходящие до середины щек. Волосы уже привыкли к новой прическе.
Входит Моника. Она замечает стоящего у окна Броняка и быстрым взглядом окидывает захламленную комнату с кувшином и тазом на мраморной доске старого комода.
— Сделала что-нибудь? — не оборачиваясь, спрашивает Броняк.
— Я делаю все, что ты говоришь, — отвечает Моника. Она снимает мокрый плащ и стряхивает с него воду в углу.
— Меня сейчас поймала хозяйка.
— Чего она хотела?
— Говорит, что ты здесь уже второй день, просила паспорт, чтобы тебя прописать.
Броняк поворачивается к Монике, подозрительно смотрит на нее.
— А ты что?
— Сказала, что сейчас принесу. Но попросила ее не беспокоиться, так как мы вечером собрались уезжать. Тогда хозяйка спросила, заплатим ли мы за сегодняшний ночлег. У нее сутки начинаются с восьми утра. Может дашь ей хорошие чаевые?
— Человек, который дает хорошие чаевые, всегда обращает на себя внимание. Заплатишь ей за ночлег, но сдачу получишь всю до гроша. Номер достала?
— Да, но только в «Континентале», хоть ты этого и не хотел. В «Грифе» нет мест.
— А та гостиница, у Портовых Ворот?
— «Поморская». Я там никого не знаю, да она и небезопасна. Пришлось брать в «Континентале». Ты же не будешь второй раз ночевать в комнате для приезжих вместе с голытьбой. Это наша последняя ночь перед твоим отъездом.
— Ладно, — соглашается Броняк. — Пусть будет «Континенталь».
Он подходит к зеркалу, всматривается в свое отражение.
— Думаю, в «Континентале» меня уже не узнают.
— Конечно не узнают, ты страшно изменился, только без этих баков тебе лучше… Том, — Моника подходит к Броняку вплотную, — ты мной доволен, правда?
— Об этом я тебе скажу завтра, в семь утра, когда мы отсюда выберемся… Ты давно не была в Щецине?
— Я часто сюда приезжаю.
— У тебя со мной было много хлопот, но это последняя ночь. Тринадцатая, да?
— Да. Не боишься? Это плохое число.
— Я боюсь только легавых и длинного бабьего языка.
Моника ложится на железную койку. Скрипят пружины продавленного матраса.
— Тебе нечего бояться. Слышишь, Том? Похоже, что тебя никто не ищет. В газетах ничего не было. Самое худшее уже позади. Ты доволен?
— Скажу завтра, в семь утра, — повторяет Броняк. Он все еще стоит перед зеркалом и рассматривает свое ставшее неузнаваемым лицо.
— А те триста долларов ты мне дашь сегодня?
— Завтра, в семь утра.
— Не веришь мне? — спрашивает Моника.
— Не чирикай, — говорит Броняк.
Майор Птак входит в комнату Витека.
Поручик сидит за письменным столом. Увидев майора, тут же вскакивает. Он удивлен — майор впервые позволил себе войти, не постучав.
— Меня не было три дня, — говорит майор, — а вернувшись, я узнаю интересные вещи. Где капитан Вуйчик?
— Как раз три дня назад ему удалось найти «симку», которую Броняк угнал в Старогарде.
— Добро. Но «симка» меня не интересует. Я хочу узнать, где сам капитан.
— Пан капитан не хочет уезжать из Щецина. Он просил меня передать это вместе с известием о машине, но вас уже не было в управлении. Капитан уверен, что Броняк по-прежнему в Щецине. Я лично сомневаюсь, чтобы оставленная в городе машина свидетельствовала о том, что Броняк тоже там. Он просто не мог бросить ее где попало и потому спрятал на стоянке…
Майор нетерпеливо хрустит пальцами.
— Отправьте телефонограмму капитану Вуйчику. Завтра он должен явиться в управление. Делом Броняка, учитывая его специфику, займется другой отдел.
С тех пор как мне удалось наткнуться на «симку» Шыдлы, я окончательно потерял покой. А тут еще телефонограмма Витека и приказ майора!
Изо дня в день мне все более ускоренными темпами приходилось осваивать город. Я сутками мотался по улицам, переулкам и вокзальным перронам, заглядывал в самые подозрительные места, в третьеразрядные рестораны и кафе. Тем временем сержант Клос несколько дней рыскал по предпортовому району, прочесывая улицы Гданьскую и Васко да Гамы.
Каждый день утром и вечером я лично изучал донесения из всех портовых городов, из бесчисленного количества отелей. Но никому пока не удалось выйти на что-нибудь такое, что могло бы меня заинтересовать.
А в довершение этот проклятый дождь! Я весь будто набряк сыростью. В тот самый день, впрочем, я решил, что дождь непременно прекратится к полудню и поэтому договорился встретиться с Клосом не где-нибудь в забегаловке, а прямо на углу аллеи Пястов и улицы Нарутовича. Он опоздал на десять минут и появился усталым и подавленным. Он тоже болезненно переживал наши неудачи.