Время останавливается для умерших
Шрифт:
Она отвернулась и взглянула на дверь.
— Мне очень нужно в ресторан. Я расплачусь и вернусь. Правда.
— Садись и будь послушной.
Броняк беспокойно озирается. Смотрит на часы, на оркестр, на входную дверь. Допивает остатки коньяка, отодвигает рюмку. Выпивает остывший кофе и заглядывает в кофейник — нет ли там еще. Пусто. Броняк отставляет кофейник в сторону. Потом проверяет колонку цифр в счете. Встает.
Перед ним вырастает официант.
— Уважаемый…
— Я
— Мне показалось, вы еще чего-то хотите…
— Забыл кое-что в плаще. Разрешите…
Официант не трогается с места.
— Извините, пожалуйста, — вежливо говорит он, показывая на счет, — но вы…
Броняк отвечает голосом, полным сдерживаемого Раздражения.
— Вы не видите, что моя дама оставила свою сумочку?
— Ах, да, — улыбается официант, — я не заметил, извините, пожалуйста.
Броняк выходит, споткнувшись по дороге о стул.
Официант обметает скатерть и ловким движением снимает микрофон с нижней стороны стола.
Я посмотрел на часы. С момента, когда Моника вошла в номер, прошло уже восемь минут. Сейчас, в полном соответствии с моим приказом, она забилась в угол кровати. Я же встал так, чтобы оказаться за дверью в том случае, если ее откроют.
По коридору кто-то быстро приближался.
Я достал пистолет и подал Монике условный знак.
Дверь резко распахнулась, в ее проеме появился взбешенный Броняк.
— Обманула, стерва? — крикнул он. — Ты что вытворяешь? Я там жду… а ты…
Моника видит налитые кровью глаза Броняка, слышит его дрожащий от злости голос. Она знает, все происходящее может кончиться для нее трагически и потому встает и движением головы, невидимым капитану, показывает в тот угол, где притаился Вуйчик.
Броняк тут же понимает, о чем идет речь, и подмигивает Монике.
— Ты плохо себя чувствуешь? — заботливо спрашивает он, — Что случилось?
Одновременно он осторожно — так, чтобы не шевельнуть локтем, — передвигает руку вправо, в сторону рукоятки пистолета, заткнутого за брючный ремень.
— Не сердись, если я был неправ, просто я очень…
Докончить он не успевает, так как неожиданно слышит голос капитана:
— Руки за голову.
В эту же секунду Броняк молниеносно оборачивается. Его пистолет нацелен в грудь Вуйчика. Он шипит:
— Поздно!
— Не будет поздно, если бросишь оружие, — как можно спокойнее сказал я. — Это хороший совет, Марчук. Брось оружие.
— Наверное, так действительно будет лучше, — прошептала Моника.
И черт дернул ее вмешаться! Это было так же нелогично и непоследовательно, как то, что она сделала минуту
Что-то однако перевесило в неожиданных рассуждениях Моники. Может доллары, которые ей обещал этот тип? Но ведь могла же она догадаться, что теперь-то ей наверняка не видать этих долларов! Если, конечно, эта барышня с приклеенными ресницами вообще способна рассуждать. Сначала она охотно приняла мое предложение о «невмешательстве», потом предупредила Броняка и довела дело до той грани, за которой в любую секунду могли раздаться выстрелы, наконец, принялась убеждать его не делать глупостей.
Нельзя было делать ставку на логику и рассудок Моники, ох, нельзя! Да и вообще — на что я мог ставить, взяв на себя риск в одиночку задержать Броняка? И несмотря на все, я не жалел об этом, сосредоточенно глядя на нацеленный в меня ствол, на мелкое дрожание указательного пальца, лежащего на спусковом крючке.
Ясно было одно: если Броняк все время держал пистолет под рукой, значит, я прав. Значит, жизнь того человека, которому поручили бы его задержать, была в опасности.
Что ж, выходит, я поступил совершенно правильно, не втянув больше никого в этот поединок.
В дрожащей тишине, которая воцарилась в комнате, я слышал частое дыхание испуганной Моники и отголоски уличного шума.
Молчание было наполнено напряжением, сконцентрированным в ладонях, сжимающих рукоятки пистолетов, в глазах, направленных на эти пистолеты.
Мы оба вздрогнули, когда раздался крик Моники:
— Я хочу выйти отсюда!
Она стояла около кровати, в метре от Броняка.
— Садись! — приказал я. — Ты должна сидеть.
Мне непременно нужно было усадить ее, потому что только в этом случае я мог бы одним выстрелом разоружить Броняка, даже не повредив его руки.
Но Моника по-прежнему торчала на линии выстрела.
— Пустите меня, я хочу выйти! — снова закричала она и ринулась к двери.
Реакция Броняка оказалась молниеносной: он схватил пролетающую мимо Монику за плечо и сильным движением левой руки притянул к себе, заслонившись этим живым щитом. Он знал, что я не смогу выстрелить в женщину; он, который убил бы ее, не задумываясь, если бы это помогло ему скрыться.
Воспользовавшись тем, что в этот момент его правая рука с пистолетом оказалась на фоне стены, я выстрелил и в ту же секунду услышал выстрел Броняка.