Время останавливается для умерших
Шрифт:
— Ты подумал о том, что со мной будет, когда я вернусь домой? — спросил сержант.
— Боишься жены?
— Она мне отравит целый месяц. Хорошая женщина, но чертовски любит болтать. Жужжит, как оса. Только осу можно отогнать, а сделать то же самое с женой я бы лично не отважился. Уж как начнет в понедельник, так будет брюзжать до…
Меня удивило, что сержант стал вдруг так много говорить. В последнее время он был особенно молчалив и хмур. Я подумал, что у него есть сообщение и поважнее, коли он начал издалека.
— Павел, —
Вот оно что! Я догадался, что в этом послании для меня нет ничего приятного.
— Нас отзывают в Варшаву. Майор сам подписал приказ… Я сейчас опоздал, потому что покупал билеты в спальный вагон.
— Покупал билеты?
— Да, поскольку знаю… знаю, что ты поедешь.
— Ну, что ж, поедем. Объясним майору, как здесь обстоят дела, и послезавтра вернемся.
— Нас уже не отпустят. Что ты будешь объяснять?
— Броняк еще здесь. Я уже понял его методы. Если бы он действительно хотел уехать, то сказал бы сторожу на стоянке, что останется в Щецине. А поскольку он собирался остаться, то сказал, что уезжает. Это его почерк.
— Майор не любит этих, как он выражается, «интуитивных улик».
— Франек, он где-то здесь. Наверняка. Я это чувствую на улицах, в закусочных, в порту. Иногда даже оборачиваюсь, потому что мне кажется, что я слышу его дыхание, его шаги. Вижу отражение его лица в витринах. Я вчера сидел в ресторане, и меня не покидало чувство, что несколькими минутами раньше Броняк встал с этого самого стула.
Я не знал, что на самом деле думает сержант о моих «интуитивных уликах». Наверное он был уже порядком сыт моим упрямством, безнадежностью поисков и продолжал работать здесь только во имя дружбы. Желая хоть как-то меня утешить, Клос вернулся к тому, что было нашим несомненным успехом. Он спросил:
— Интересно, как оценивают в Варшаве пленку с показаниями Шыдлы?
Об оценке этого допроса я случайно узнал от Кароля, которого вместе с еще одним офицером, представляющим «другой отдел» министерства, прислали в Щецин в связи со специфическим характером признаний Шыдлы. В погоне за убийцей так называемого Эмиля Зомбека мы вышли на след шпионской организации, существование которой подтвердил Бронислав Шыдло. Именно поэтому здесь и оказался Кароль, мой хороший знакомый — после войны мы с ним несколько лет вместе работали в Кракове.
Он сообщил, что в министерстве с уважением отзываются о допросе, проведенном в закусочной под Старогардом. Ветеринара уже перевезли в Варшаву. Ему вкатили солидную порцию антибиотиков, чтобы пресечь начинавшуюся инфекцию, и пока оставили в покое.
Ни сам Кароль, ни другой офицер не вмешивались в мои планы и не ставили под сомнение наше с Клосом пребывание в Щецине. Возможно, у них просто не было других инструкций на этот счет. Хотя, как открыто заявил все тот же Кароль, теперь уже нужно действовать
— Да, — ответил я сержанту. — В Варшаве пленка понравилась. И вообще нами там, кажется, довольны.
Еще мне удалось узнать от Кароля, что в Щецине уже довольно давно находится один из наших общих знакомых, сотрудник их отдела, некий Роман. Это было приятной новостью. Если Роману удалось где-нибудь случайно заметить Броняка, мои шансы возрастали. Не имея возможности пользоваться новейшими методами розыска, я рассчитывал уже только на случай, ожидая какого-то чуда. Роман работал в «Континентале»…
— У тебя есть на сегодня какой-нибудь план? — спросил сержант.
— Я бы хотел встретиться со старым приятелем. Это человек с феноменальной памятью. На него наша последняя надежда. Не хочу больше ничего о нем говорить, потому что познакомить вас не могу.
— Понимаю. Ты, надеюсь, не забудешь, когда уходит поезд?
— Через четыре часа. Если в течение четырех часов я ничего не успею сделать, мы проиграли. А ты сейчас поезжай в отделение и садись у телефона срочного вызова. Не отходи от него, даже если придется ждать всю ночь. Рано утром на Варшаву идет другой скорый.
— Мне это не нравится.
— Обещаю тебе, что завтра мы уже будем докладывать в управлении.
— О третьем заваленном деле в этом году, — вздохнул сержант, — Может мы уже не годимся для этой работы? Я иногда чувствую, что чертовски устал. Но когда подумаю о пенсии, так просто страшно становится. Что я буду делать? Для чего утром вставать?
— У тебя есть жена и дети, — сказал я.
— Есть, — согласился сержант. — Ну ладно, привет.
— Привет.
Он ушел, а я чуть не бегом бросился в сторону «Континенталя». Шел проливной дождь.
Ресторан отеля «Континенталь».
Броняк сидит в глубине, за самым дальним столиком, повернувшись к залу спиной, и только изредка украдкой бросает через плечо тревожные взгляды на застекленную входную дверь. Моника сидит рядом с ним, чуть правее.
— Ну будь хоть немного ласковей, — говорит она. — Самое худшее уже позади, завтра ты уедешь… Том, ну будь же ласковым.
— Я буду ласковым, когда мы поднимемся наверх. Ты пойдешь первая, но двери оставишь приоткрытыми, чтобы мне не нужно было стучать…
— Чего ты нервничаешь? Меня-то уж не надо бояться. Знаешь, Том, а тебе даже идут эти усы и баки. Тебя сейчас никто бы не смог узнать. Ты нервничаешь оттого, что я столько говорю? Внимание, Том, официант идет…
Официант собирает со стола грязные приборы. На одну из тарелок высыпает окурки из пепельницы. Сложенной салфеткой стряхивает крошки и снова вешает ее на руку.
Броняк заказывает два кофе и просит счет.
Официант берет графин с остатками коньяка и наполняет пустые рюмки.