Время расплаты
Шрифт:
Тень возвысилась надо мной, загородив тусклый свет фонаря, и я подняла голову, удивившись:
— Папа?
— Пойдем домой, — кивнул он на дверь подъезда, полностью игнорируя приветствие Жени и даже его присутствие.
— Сейчас иду, — вздохнула я.
Отец отошел, но недалеко. Открыл подъезд и обернулся, гипнотизируя нас взглядом. Черт! С юношеским максимализмом потянуло на скандал, но я, стиснув зубы, отдала Жене мастерку и кивнула. Под пристальным взглядом отца не хотелось растягивать прощание.
Мы вошли в
— Ты мог не вести себя как домашний тиран?
— А что я сделал? — как будто не понял он.
— Ты все сам прекрасно понимаешь!
— Лиля, может, ты бы еще предложила этого мальчика на чай пригласить. Что ты вообще о нем знаешь?
Я сложила руки на груди, буравя отца взглядом.
— Мне вообще-то восемнадцать.
— И что? Ты теперь считаешь, что знаешь все и прекрасно разбираешься в людях? Поверь, возраст не всегда добавляет мозгов.
— Ты невыносим!
— А ты лучше бы мать в больнице навестила, чем шаталась непонятно с кем.
— По ночам посещения запрещены, тебе ли не знать.
Я, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате. Продолжать спор с отцом было бессмысленно. И хоть старик неплохо так подпортил настроение, но я все равно как дурочка улыбалась потолку, пока не уснула.
Услышав стук чашки о столешницу, я повернула голову. Воспоминания и мысли увлекли, как будто я все просматривала старую кинопленку, пытаясь найти хоть какие-то подсказки. А ничего не было.
И столько всего хотелось сказать, и было нечего. Возможно, я понимала, что он не настроен на разговор, а возможно, и сама не была пока готова. Чем все обернется?
— И где ты собираешься искать компромат? — спросил Женя.
Вопрос логичный, но не главный.
— Я подумаю.
— А зачем ты полезла в дело Елизаровой?
— Нашла у отца копию, стало интересно.
— А почему?..
— Хватит устраивать мне допрос!
Женя чуть наклонил голову вбок и, прищурив один глаз, вопросительно на меня посмотрел. И наконец-то какой-то легкий намек на улыбку скользнул по его губам. Я не удержалась и сама улыбнулась в ответ.
Но теория о том, что улыбка располагает человека к тебе, на Жене не сработала. Он снова нахмурился, а потом сказал:
— Тебе пора.
— Пожалуй, ты прав. Прогуляюсь как раз, — кивнула, поднимаясь с дивана.
— В туфлях? По этим дворам? Вызови такси.
— Не хочу, — покачала головой.
Да неужели ты не понимаешь, что за игру я с тобой веду?
— Тогда я тебя отвезу, — со вздохом предложил Женя.
— Не утруждай себя.
— Лиля, какого хрена?
Ладно, не понимает — значит, буду сегодня навязчивой барышней.
— А вообще, после вчерашнего погрома в моей квартире туда нет желания возвращаться, пока не установлю щеколду на дверь. Как думаешь, хозяйственные магазины еще работают?
Женя
— Ты что делаешь?!
Боль, непонимание, сомнение — я увидела это на его лице, пусть и ненадолго. Другого способа понять пока не нашла. А сам Женя не раскроется.
— Наверное, я тогда никуда не пойду, — снова опустилась на диван. — Подожду до открытия хозяйственного.
Секунды, пока Женя сверлил меня взглядом, отдавались бешеными ударами пульса в голове. Я не знала, что он сейчас сделает. Выбросит меня из тира, швырнув в спину мои туфли и пальто? Сам уйдет? Да, я была готова к этому — все-таки пошла вслепую на неизведанную территорию.
И сейчас, когда я ждала, даже как будто чувствовала тысячи иголок в спине. Неожиданно Женя опустил взгляд вниз и усмехнулся:
— Нервничаешь?
— С чего ты взял? — спокойно отозвалась я.
— Ты поджала пальцы ног.
И кто из нас бихевиорист? Надо было туфли надеть, чтобы так быстро не спалиться. Он помнил мои привычки, бессознательные реакции — и это ничего?
— А ты сейчас пойдешь курить. Будешь пару минут хмуриться и крутить сигарету в руках, а потом закуришь, чуть склонив голову влево и держа сигарету большим и указательным пальцами.
Мы ходили по краю границы, но не переступали, только прощупывали почву.
Женя достал сигареты и поднялся. Молча вышел, а я наконец-то выдохнула. Тяжело мне это давалось. Даже пошевелиться не могла, как будто любое движение могло сломать иллюзию зарождавшейся близости. Да, это была всего лишь иллюзия, потому что я чувствовала: мы еще очень далеки друг от друга. Между нами тринадцать лет и вязкое болото недопонимания, покрывшееся тонкой коркой льда, по которому мы сейчас и ходили. Один неосторожный шаг — увязнешь.
Я ненавидела отца. Не сейчас — раньше. Казалось, что он во всем виноват. Он забрал жизнь, которую я хотела прожить, он разбил все, о чем мечтала. Но потом пришло понимание, что во всем виноваты только мы сами. Видимо, поняла это только я. Наверное, потому, что моя вина была во стократ сильнее. И когда Женя узнает, он меня возненавидит.
Я любила свою жизнь. Я рада отчасти, что все сложилось так, как сложилась. Мне повезло, что моим врачом был Роберт, мне повезло, что в Стэнфорде у него были знакомства, мне просто повезло, что я не умерла. И после этого перерождения я получила все и сразу. То, чего многие добиваются годами, то, о чем мечтают, мне досталось после фразы: «Женитесь на мне». Как по щелчку пальцев.
И когда я крепко встала на ноги, Роберт сам сказал: «Давай разводиться. Я тебе больше не нужен…»
Я затолкала свою любовь очень глубоко. Мне казалось, что в ней нет смысла, она никому не нужна. Но не проходило ни дня, чтобы отголоски, как будто из могилы, не доносились до меня, не царапали сердце.