Время умирать. Рязань, год 1237

Баранов Николай Александрович

На совете решили взять с собой в степь только семь тысяч пешцов, наиболее хорошо обученных и вооруженных, посадив их на коней из княжеских табунов. Так всегда делали в степной войне. Перед сражением конная пехота спешивалась, а коней уводили в безопасное место ближе к обозу. В лагере на засечной черте к ним присоединится еще четыре тысячи пеших воев. Всего получится одиннадцать тысяч. Для боя стеной более чем достаточно. Шесть тысяч пеших, хуже всего обученных и вооруженных, оставили в стане под Рязанью: будет кому

защищать столицу, коль главное войско поляжет в степи.

Ратислав напросился в головной дозор. С ним просился и Олег Красный, но князь Юрий велел ему двигаться со своими людьми. Войско шло не быстро: обоз, пусть и небольшой (идти не слишком далеко), с собой взяли. Да и дни коротки. Потому до Черного леса добрались только к вечеру четвертого дня пути. Вот он, лес, за которым стоит страшный враг. Осталось пройти сквозь него, а там до татарского стана рукой подать.

Сотня, миновав сторожевые посты, въехала в лагерь. Смеркалось, но пока еще можно было хорошо рассмотреть шатры и шалаши, в которых жили вои. И тех и других заметно прибавилось. Ну правильно: прончане подошли, да с засек народ собрался. Там сейчас остались только дозорные, следящие, чтобы через лес не просочились мелкие татарские отряды.

Ратислав подъехал к шатру походного воеводы Матвея. Тому уже доложили о прибытии головного дозора рязанского войска, и он встречал Ратьшу у входа. Опорожнив поднесенный служкой корец с горячим сбитнем, воевода степной стражи прошел в шатер, где был усажен за накрытый стол. Матвей уселся напротив, ожидая рассказа о последних новостях из стольного града. Поинтересовавшись, все ли готово к приезду великого князя, и получив утвердительный ответ, Ратислав кратко обсказал новости и, в свою очередь, поинтересовался, что делают татары.

– Да ничего, – ответил Матвей. – Дозоры наши постоянно следят за их станом. Ну, конечно, насколько могут: их разъезды особо близко не подпускают. Но и не нападают. Надеются, что ли, что покорится все же великий князь?

– Ну, этого не дождутся. Хоть в степь идти и не надо бы, – ответил Ратьша. – Из-за засек надо бы биться, да Юрий Ингоревич никого слушать не хочет. Обезумел от горя. Тут, надо сказать, и многие княжата масла в огонь подливают. Хочется им в чистом поле мечом помахать. Так, чтобы грудь в грудь. Да ведь глупость это мальчишеская.

– Да, в поле супротив татар выходить – войско погубить, – сгреб бороду в кулак походный воевода. – Татар, дозорные доносят, тьма-тьмущая. Если и биться, так хоть от леса далеко не отходить, чтобы было куда укрыться в случае чего. Неужто не можете убедить в том князя?

– Пробовали, и не раз. Не слушает никого Юрий Ингоревич. Ты еще попробуй. Может, получится, – невесело усмехнулся Ратислав.

– Попробую, – уронил Матвей. Особой надежды в его голосе слышно не было. – Когда ждать князя?

– Мыслю, к ужину будут.

Так что пусть накрывают столы в княжеском шатре. Поставили его уже?

– Поставили. Жаровни для обогрева разожгли. И столы накрывают. Закуски ставят, питье. Горячее понесут уж как сядут.

– Вот и ладно, – кивнул Ратьша. – Кстати, найдешь в здешней деревеньке место в конюшне для моего конька?

– Это для Буяна-то? – усмехнулся Матвей. – Потеснимся, распоряжусь. Сам где хочешь остановиться?

– Свой шатер поставлю. О том не заботься. Люди уж, наверное, занялись.

– Вот и ладно. Угощайся пока, а я пойду за всем прослежу. Прости, что не могу разделить с тобой трапезу.

– Благодарствую, Матвей Терентьевич. Иди, конечно, какие тут могут быть извинения.

Походный воевода вышел заниматься своими делами. А Ратислав плотно поужинал: на походе не обедали, день короток.

Вышел из воеводского шатра. На улице совсем стемнело. Главную улицу лагеря освещали трепещущие под ветром факелы. У шатра его ждал изрядно замерзший Первуша. Увидел своего воеводу, обрадовался, подбежал, склонил голову в легком поклоне. Сказал:

– Шатер поставили, боярин. Тут неподалеку. Жду, чтобы проводить.

Подышал на озябшие руки без рукавиц, продолжил:

– Буяна свели в деревенскую конюшню. Матвей Терентьевич приказал. Я проследил, обиходил, попоной накрыл, овса задал.

Первуша засунул руки под мышки.

– Совсем замерз? – спросил Ратьша. – Куда рукавицы дел?

– Видно, в конюшне забыл, где жеребца твоего поставили, – развел руками меченоша.

– Пойдем, поищем, – ворчливо проговорил Ратислав. – Руки поморозишь, какой из тебя вояка будет. Покажешь заодно, где конь стоит, а то мало ли…

Дошли до конюшни. Заботливо укрытый попоной Буян мирно хрупал овсом в яслях. Ратьша проверил подковы, холку, ласково потрепал жеребца по шее. Тот, продолжая жевать, благодарно всхрапнул, скосив влажный глаз на хозяина.

Первушины рукавицы лежали на жердине, отгораживающей загон. Парень обрадовано ухватил потерю, подышал внутрь, надел. Расплылся в довольной улыбке.

– Сильно голодный? – спросил у меченоши боярин.

– Да не, ништо, – шмыгнул носом Первуша.

– А то зайдем в шатер к походному воеводе. Там еще много чего на столе осталось.

– Не, – замотал головой парень. – Наши уж, наверно, кулеш варят. Я с ними.

– Ну смотри. Была бы честь предложена. Пошли, покажешь, где шатер поставили.

Ратьшин шатер поставили и правда неподалеку от шатра Матвея. Видимо, тот хотел, чтобы воевода степной стражи был под рукой. Ратиславовы воины даже успели разбить вокруг палатки для себя, благо места хватило. У палаток уже пылал десяток костров, на которых варился кулеш, заправленный жирной свининой – самая пища для ночевки на морозе.