Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
– Это да, – кивнул Ратьша. И добавил: – Благодарю, княже, за честь.
– И еще… – Князь помедлил, словно в нерешительности. – Еще… – Он опустил голову и потер виски. Потом выпрямился и, решившись, продолжил: – Возьмешь к себе еще сына моего младшего, последнего, Андрея. Тринадцать лет отроку. Пора уж ему войны понюхать. Да и рвется в бой. Удержу нет. Ежели не приставить к делу, сам на стены сбежит. Еще хуже. А так под твоим присмотром будет. Ведь присмотришь?
Ратислав кивнул.
– Хорошо присмотришь? – В голосе князя слышалась тревога отца за любимого сына и
– Присмотрю, княже. – Такой обузе Ратьша не обрадовался, но виду не показал.
– Тогда все. – Голос Юрия Ингоревича внезапно ослаб. Он обошел столец, как-то обессиленно уселся на него, махнул рукой. – Свободны все. Ступайте. Занимайтесь делами. И… Корней. – Голос князя опять потвердел.
– Слушаю, княже, – повернулся уже успевший добраться до двери тиун.
– О татарах мне каждый час докладывай. Где они, что делают. А ежели приступ готовить станут, посылай за мной сразу, в любое время.
– Понял, княже, – склонился в поклоне Корней.
Ратьша вышел из приемной одним из последних и тут же у двери наткнулся на приплясывающего от нетерпения княжича Андрея. Княжич был облачен в дорогую, двойного плетения кольчугу, подогнанную ему по росту. На голове надет глубокий остроконечный шлем с кольчужной бармицей, на предплечьях – наручи, на поясе – короткий меч в узорчатых ножнах. Увидев Ратислава, Андрей подошел к нему и, стараясь, чтобы ломающийся голос звучал солидно, произнес:
– Князь отдал меня под твое начало, воевода. Приказывай.
На последнем слове голос парнишки дал петуха, и Ратьше пришлось приложить немалое усилие, чтобы не улыбнуться.
– При мне будешь, – серьезно сказал он. – На посылках.
Губы княжича задрожали. Но он взял себя в руки и хриплым от обиды голосом спросил:
– А драться с татарами? Я хочу драться с ними! Мстить за брата!
– Успеешь еще, – строго ответил Ратислав. – Меня и людей моих князь в запас поставил. В бой вступим, ежели татарам удастся на стены взойти. Вот тогда и повоюем. А пока, отрок, привыкай делать то, что начальник приказывает. Без того воем тебе никогда не стать. Забудь, что ты княжий сын. Иначе обратно к отцу отправлю. Будешь вместе с матерью и сестрами в храме Богу молиться за спасение града от напасти.
Лицо княжича запунцовело. Он нахмурился, гордо вздернул подбородок, собираясь, видно, поставить на место зарвавшегося воеводу. Но в последний момент сдержался, опустил глаза, катнул желваками на скулах, произнес, сдерживая рвущийся наружу гонор:
– Слушаю, воевода. Приказывай.
– Вот и ладно, – кивнул Ратьша.
Потом окинул взглядом Андрея. Уже не как княжьего сына, а как воина. Парнишкой княжич был рослым для своих тринадцати, крепким – сказывались занятия по владению оружием с шести лет. Круглое лицо, светлые – в мать – мягкие волосы. Но нравом, похоже, пошел в отца. И сдерживать себя уже сейчас может. Хорошая черта для будущего князя. Вот только будет ли у него будущее? Мысль эта, видно, отразилась на лице Ратислава.
Княжич пытливо глянул на него, спросил тревожно:
– Что-то не так, воевода?
–
На лице княжича появилась улыбка. Он обернулся, махнул рукой кому-то в дальнем затененном углу. Обернулся к воеводе.
– Со мной мои меченоши. Примешь?
Из угла на свет вышли еще двое отроков, тоже в кольчугах и шлемах. При мечах в ножнах. Ратьша знал обоих. Первый годами тремя постарше Андрея, ростом вымахал уже со взрослого мужа, крепкий, с твердым смелым взглядом. Звали его Воеславом, и был он сыном боярина Силы, служившего еще отцу нынешнего великого князя. Сила участвовал в злосчастном воронежском сражении. Среди уцелевших Ратислав его не видел…
Как звать второго меченошу, Ратьша не помнил. Видеть видел. Знал, что отец его дослужился до сотника в великокняжеской дружине, в одном из сражений потерял правую руку и теперь жил в Среднем городе на своем дворе, получая вспомоществование от князя как увечный на княжьей службе и вроде бы зарабатывая каким-то ремеслом. Был второй меченоша почти ровесником княжича. Если и постарше, то совсем чуть. Ростом малость повыше, но сложением пожиже. Лицо доброе, мягкое. Нелегко с таким лицом стать воином. А вот в Воеславе Ратьша увидел себя в отрочестве. Улыбнулся немного грустно, сказал:
– Приму, конечно. Не выстоять ведь Рязани без таких защитников.
Меченоша, имени которого Ратислав не помнил, только улыбнулся на эти слова. Вроде извиняясь. А вот Воеслав нахмурился, уголок рта обиженно дернулся.
– Ну ладно, ладно, – примиряюще похлопал его по плечу Ратьша. – Не щетинься. Будете при княжиче. А княжич – при мне.
Воеславу, как и Андрею, такое решение воеводы не понравилось, но он смолчал. Второй же меченоша, похоже, был тому даже рад.
«М-да, не воин», – подумалось Ратиславу.
– Ладно, идите за мной.
Ратьша повернулся и зашагал к лестнице, ведущей в низ княжеского терема. Спускаясь по лестнице, он обернулся к княжичу, спросил:
– Как мать, как Евпраксия?
На последнем имени голос его чуть дрогнул, но Андрей вроде бы того не заметил.
– Плачут, молятся, – отозвался он. – Что им еще делать?
– Иван, племянник твой, здоров ли?
– Вроде да, – пожал плечами княжич.
«Ну и слава богам», – подумал про себя Ратислав.
На улице у крыльца терема Ратьшу ждал Первуша, постукивая ногой об ногу, чтобы не замерзнуть. Морозец жал. Увидев своего господина, меченоша почти подбежал к нему, спросил:
– Куда мы теперь, боярин?
– В запасе с нашими людьми князь повелел быть, – ответил Ратислав. – Да еще чернецов с окрестных монастырей, тех, что владыка вооружил, велено себе под руку взять. Потому ступай, узнай, где их разместили, найди их начальника и гони всех сюда, в княжью гридницу, чтобы в одном кулаке быть. Да забеги в гридницу прямо сейчас, кликни наших сотников. Пусть ко мне явятся, доложат о том, сколько воев осталось, здоровых и раненых. С оружием что, с конями.
Увидев, что Первуша с любопытством поглядывает за спину боярина, где встали трое новиков, навязанных Ратиславу князем, Ратьша пояснил: