Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
По возвращении из плена рязанцы восстановили город и стены, сделав их выше и мощнее прежнего. Сейчас высота стены здесь с напольной стороны превышает четыре с половиной сажени. Толщина в ее верхней боевой части – две сажени. Боевую площадку прикрывает двускатная крыша, обмазанная глиной и политая водой – защита от огненных стрел. Боевая площадка, так же, как в башне, нависает над подошвой стены обламом. С внутренней части стены сохранились городни от стены старой, оберегающие ее от распирания. К ним пристроены осадные клети, перекрытые деревянными накатами. Их уже обживают беженцы,
Снаружи, с напольной стороны, тоже для ослабления распора прирублена дополнительная линия городен высотой почти в половину высоты основной стены. Толщина городен больше сажени. С наружной стороны они надставлены заборолами, образующими боевую площадку, которая сверху прикрыта односкатной крышей, наклоненной в сторону поля и примыкающей к большой стене. Эта крыша тоже обмазана глиной и полита водой. Прирубленные городни образуют второй ярус крепостной стены. С боевой площадки этого яруса имеются проходы на основную стену для обороняющихся здесь воинов, намертво запирающиеся на случай, если враг сумеет сюда прорваться.
Имеется и третий ярус стены, самый нижний. Он сооружен из крепкого дубового тына, вкопанного в сажени перед вторым ярусом, и поднимается до трех четвертей его высоты. Промежуток меж тыном и ярусом также забит глиной с песком, оставляя сверху площадку, прикрытую частоколом высотой в рост человека. В частоколе имеются узкие прорези-бойницы для лучного боя. Имеются и проходы на второй ярус для защитников. А вот крыши третий ярус не имеет: боевая площадка выложена булыжником, пересыпанным известью, образуя плотное покрытие.
Далее город с напольной стороны прикрывают вал и ров. Сухой ров против осыпания обложен толстыми жердями. За рвом, чтобы конница осадников не могла гарцевать близко у стены, засыпая обороняющихся стрелами, вкопана линия надолбов – заостренных, наклоненных в сторону поля нетолстых бревен. Вкопаны они не плотно, так, чтобы пеший мог протиснуться, а конь – нет. Идущая на приступ толпа осаждающих тоже будет продираться через надолбы по-одному, подставляясь под стрелы и камни, летящие со стены. Готовясь к осаде, рязанцы вкопали впереди старой линии надолбов еще одну, саженях в тридцати.
Все это хорошо видно с дозорной башенки, венчающей проездную башню Исадских ворот, на которую забрались Ратьша с Гунчаком. Но смотрели они не на стены, вал и ров, а дальше, на опушку леса, стоящего сплошной стеной верстах в двух от стен Рязани, где за утро вырос громадный стан, пестрящий разноцветием шатров и дымящий бесчисленными кострами.
Глава 19
Стан подавлял своей невероятной громадностью. Ничего подобного не видели рязанцы, даже те, кто помнили владимирскую осаду тридцать с лишком лет назад. Шатры, юрты, палатки, снующие меж ними пешие и всадники. Даже сюда, до дозорной башенки долетал мощный гул, в который сливались лошадиное ржание, рев скотины, скрип тележных колес, человеческий говор.
Из-за леса, перед которым раскинулся вражеский стан, поднимались столбы дыма – татары жгли окрестные селения. Хотелось
– Исады горят, – глухо обронил один из двух дозорных, топчущихся на наблюдательной площадке, кивнув на особо толстый столб дыма на восходе.
– Люди там оставались? – спросил Ратислав. – Или ушли?
Дозорный пожал плечами, нахмурился, ответил:
– Люд оттуда в Рязань шел. Но говорили, кто-то хотел остаться, оборонять родной город. А остались, нет ли – кто знает?
– Навряд ли, – встрял в разговор второй дозорный, совсем молоденький, только усы пробиваться начали. – Коль оборонялись, не могли татарове его за утро взять.
– Сколько там осталось тех защитников! – не согласился первый дозорный. – А укрепления в Исадах не чета рязанским. Арканы на заборола накинули и полезли кучей. Тут не отмашешься. Зазря только головы положили. И-ех! – Старший дозорный сокрушенно покачал головой.
– Чего это? Смотрите! – вскинувшись, вытянул руку куда-то вправо молодой дозорный.
Ратислав, Гунчак и второй дозорный кинулись к правой стороне башенной площадки. Действительно, далеко справа по пронской дороге двигалось пешком множество людей. И люди эти не были похожи на монголов или их подручников.
– Да это же наши, – сдавленно просипел молодой дозорный, зрение которого оказалось поострее, чем у остальных. – Похоже, смерды из окрестных деревень. Не убереглись…
Теперь и Ратьша рассмотрел, что серая толпа состоит из рязанских селян, а может, и жителей мелких городков. Они угрюмо брели по дороге, кутаясь от мороза в какую-то рванину, хорошей зимней одежи ни на ком видно не было. Мужики, бабы, подростки. Стариков и совсем малых детей не видать. По бокам двигающейся по дороге людской змеи ехала редкая цепочка татарских всадников – охрана.
– Хашар, – каркнул из-за спины Ратислава Гунчак.
– Что? – обернулся к нему Ратьша.
Оба дозорных тоже обернулись к половецкому хану.
– Осадная толпа, – пояснил тот. – Татары собирают ее из отловленных в округе осажденного города местных жителей. Берут туда только тех, кто может работать. Детей и стариков обычно убивают. Хашар используют на тяжелых и опасных осадных работах.
– Вот ведь чего удумали, нехристи, – широко перекрестился старший дозорный. – Это ж додуматься до такого надо…
Дальше смотрели на приближающихся пленников в горестном молчании.
Людская змея доползла до татарского стана. Здесь хашар уже ждали. У правого края лагеря плотно стояло с сотню двуосных телег на больших, целиком деревянных колесах. Охрана гнала русских к ним. Здесь с телег раздавали инструмент: топоры, заступы, лопаты, слеги. Потом пленников делили на отряды человек по сто – сто пятьдесят и вели кого в ближний лес, кого в сторону городских стен.
– Чего теперь ждать? – поинтересовался у Гунчака Ратислав. – Что их делать заставят?