Время, задержанное до выяснения
Шрифт:
— Мне это тоже не нравится, — ответил Юзеф.
— Так почему ты с ним то и дело шушукаешься? Гони его — и все тут.
— Не могу я так, — оправдывался Юзеф. — Видишь ли, он мой коллега, мы оба состоим в Союзе писателей, время от времени нам приходится согласовывать некоторые вопросы, и мне не совсем удобно…
— Чепуха! — воскликнул Юзек. — Возьми, к примеру, Хенека. Живем мы в одном доме, играем в том же дворе, учимся в одном классе, даже сидим в одном ряду. Ну и что из этого? Мне это совсем не мешает иной раз заехать ему по физиономии, чтобы он не становился мне поперек
Юзеф улыбнулся, призадумался и промолчал. Он только спросил:
— Тебе хочется сегодня писать?
— Хочется.
— Так сбегай домой и принеси нашу рукопись. Я ее спрятал в часы.
— Тоже мне тайник! Я получше найду. А вообще-то, пускай она у меня будет, а не у тебя.
— Почему? — удивился Юзеф.
— Откуда я знаю, может, ты ее Критику показываешь.
И прежде чем Юзеф успел ответить, маленький Юзек побежал за рукописью.
Прошел час, а то и больше, но маленький Юзек все не возвращался. Случилось нечто, чего никто не мог предугадать. В кухне Юзековой квартиры сидел за столом Критик, держал перед собой рукопись Юзефов и разговаривал с кукушкой, то есть он ее о чем-то спрашивал, а она в ответ куковала. При виде Юзека они умолкли, потом кукушка юркнула в испорченные часы, а Критик встал и пошел восвояси, оставив рукопись на столе. Юзек едва успел ее взять, как пришел отец.
— Завтра, — сказал он, — я пойду в школу и поговорю о тебе с законоучителем.
— Завтра у нас нет закона Божия.
— Не ври. Я видел твое расписание и знаю, что есть — на последнем уроке.
Юзек тоже знал, что закон Божий завтра будет, но ему вовсе не светила встреча отца с законоучителем. Под закон Божий всегда отводили последний урок, и хотя уже приближался конец года, Юзек еще ни разу ни на одном уроке не был. А теперь — вот тебе и на! — отец собирается в школу и все узнает.
— Раз уж хочешь, папка, то иди, только законоучитель болен, — попробовал выкрутиться Юзек.
— Посмотрим, — сказал отец и пошел в комнату вздремнуть.
Потом пришла из лавки мама, подала ужинать, и Юзек начисто позабыл, что большой Юзеф ждет его в кондитерской.
А в Доме Партии Секретарь говорил Критику:
— …И это был, дорогой товарищ, период ошибок, которые нам сейчас надо исправлять.
А в Доме Партии Секретарь говорил Критику…
Наша партия, как вам известно, не скрывает этого от народа, и в этом ее сила. Борьба с классовым врагом велась не на жизнь, а на смерть, и линия фронта в этой борьбе была весьма четкой. Кто был не с нами, тот был против нас, но теперь все по-другому. Мы должны привлечь на свою сторону также колеблющихся, даже закрыть глаза на их старые, еще не искорененные привычки, терпеливо, шаг за шагом, довольствуясь и малым успехом, упорно стремиться к намеченной цели, а цель наша — воспитание нового человека. И для такой работы нам нужны люди, пользующиеся в обществе популярностью, или, по крайней мере, такие, чьи имена на предыдущем
Критик, который сидел на стуле тут же возле письменного стола, напротив Секретаря, чуть приподнялся, склонился над бумагами, чтобы лучше видеть, и указал пальцем на густо исписанный лист:
— Вы, наверное, это ищете, товарищ Секретарь? Узнаю свой почерк, это моя докладная записка о писателе Поточеке.
— Да, — сказал Секретарь, — это ваш сигнал. Но должен подчеркнуть, что выводы, к которым вы приходите, вызывают некоторые сомнения.
— Неужели? — взволнованно воскликнул Критик. — Но ведь прежде они никаких сомнений не вызывали!
— Это правда, — спокойно ответил Секретарь. — Более того, мы из них исходили и даже использовали их при принятии постановлений Дома Партии, однако времена изменились и…
— Понимаю, — прервал его Критик. — Если мои предложения заходят слишком далеко, я их немедленно переделаю.
— Такой необходимости нет. Мы хотим лишь, чтобы вы, разумеется, не притупляя ни на минуту партийной бдительности, сделали в своей работе упор не столько на классовую борьбу, сколько на сплочение общества вокруг нашей партии, — и Секретарь вложил бумаги обратно в папку. — А теперь кадровые вопросы. Есть мнение, что Поточек будет неплохим секретарем парторганизации Союза писателей, а вы…
Критик просиял и даже вытянулся в струнку — уж если Поточека выдвигают в секретари, то его наверняка сделают председателем Союза.
— …а вы, — медленно повторил Секретарь, — будете пока его заместителем.
Критик опустился на стул и должен был сделать над собой огромное усилие, чтобы Секретарь не догадался, до какой степени он поражен таким решением. А придя в себя, произнес:
— Простите, товарищ Секретарь, но Поточек пишет сейчас повесть, относительно которой…
— Вот как, — сказал Секретарь.
— Так точно, — не выдержал Критик.
А Секретарь, имевший обыкновение говорить очень медленно, продолжал:
— Мы надеемся, что его повесть окажется полезной для нашей партии.
Тем временем Юзеф, который уже не мог больше ждать Юзека, потому что кондитерскую закрывали, взял такси и поехал в Союз писателей на партсобрание.
Оно как раз начиналось, когда Юзеф вошел в зал. Он сел возле окна у стены и принялся размышлять о том, что сегодня сказал ему Юзек, как вдруг услышал свою фамилию.
— Товарищ Поточек, — держал речь за столом президиума Критик, — будет, по-моему (и я не ошибусь, если скажу, что и по мнению всех товарищей), самым подходящим среди нас кандидатом на пост первого секретаря нашей организации. Что касается меня, — продолжал с притворным сокрушением Критик, — то я отдаю себе отчет в том, что совершил много ошибок, за которые должен нести ответственность.
Пока он так говорил, Юзефу кто-то сунул сложенную вчетверо записку. Юзеф развернул ее и прочел: «Предложите тов. Критика вторым секретарем». Юзеф встал и попросил слова: