Время, задержанное до выяснения
Шрифт:
— Извините, вам придется немного подождать. Пан поэт сейчас пишет стихи и мешать ему нельзя, а то его покинет вдохновение.
Ждать им пришлось недолго. Поэт сказал «войдите», и они вошли в комнату, а девочка за ними. Бородач сидел в кресле, положив ноги на столик, и курил трубку.
— Вот это сюрприз! — воскликнул он. — Партийная гора пришла к Магомету. Садись, старик. Сюда, на диван, так будет удобнее. Здесь мягко, а ты любишь удобства. Садись и выкладывай, с чем пришел и зачем тебя сюда нелегкая принесла. А ты, Ханночка, займись ассистентом товарища писателя. Как тебя звать, хулиган? — и подмигнул Юзеку.
— Юзек.
Бородач ему понравился, поэтому он простил ему «хулигана» и тоже
— Поможешь мне стирать пыль с книг, — сказала она, дала ему в руки тряпочку и сама тоже взялась за работу. — Это мой брат, он поэмы пишет. А это, наверное, твой папа?
— Нет, — буркнул Юзек. — Это мой друг. Мы вместе пишем повесть, — и он дернул ее за косу.
— Без фамильярностей! — сказала она, но язык на этот раз не показала.
Она взобралась на стул и стала вытирать полки, а Юзек держал книги, которые она ему подавала.
— Зачем твой друг пришел к моему брату? — спросила она.
— Поговорить, — ответил Юзек.
— А он пишет книжки для детей?
— Он пишет для детей, а я — для взрослых. Так что не для тебя.
— Ясно, что не для меня. Я, к счастью, не твоя учительница и не обязана читать школярские сочинения.
Из соседней комнаты, где беседовали Поэт и Юзеф, теперь было слышно, что они ссорятся. Ханка и Юзек подошли к двери и стали прислушиваться.
— Твой брат при немцах был в подполье?
— Был, — ответила Ханночка. — А твой друг?
— Тоже, — сказал Юзек.
— И в восстании участвовал?
— Участвовал.
— Так, может, они в одном отряде были и там познакомились?
— Может. Только мой друг был в Народном отряде.
— А мой брат — в Патриотическом. А потом за это в тюрьме сидел. Кто-то на него донес, заявил, что он хранит оружие, но это была неправда. Они хотели, чтобы мой брат сознался, что он для немцев шпионил. Но он не признался, и они его жутко пытали. Он больше не мог этого выдержать и перерезал себе горло. Теперь он носит бороду, чтобы не было видно шрама. Потом его выпустили, реабилитировали, приняли в партию…
— И что дальше?
— Теперь он с ними порвал.
— Они — это кто? — спросил Юзеф.
— Спрашиваешь, как будто сам не знаешь. Евреи! — крикнул Бородач. — Это они учили меня ненавидеть, истязали, топтали, унижали — и в конце концов научили. Мало того, они по-прежнему нами правят! А ты сказки рассказываешь о новых временах.
— Послушай, — прервал его Юзеф, — скажи мне только, разве еще два года или даже год назад ты бы осмелился швырнуть партбилет на стол? Или я, секретарь парторганизации, которому ты этот партбилет швырнул, разве я пришел бы к тебе, человеку, все еще ослепленному личной обидой, хотя уже и реабилитированному, и уговаривал тебя стать председателем Союза? А ведь я это делаю не по собственной инициативе. Каждый честный человек, будь он партийный или беспартийный, но на ответственном посту, своей работой, своим влиянием на других будет медленно, но неуклонно способствовать углублению перемен, которые сейчас происходят в нашей жизни. Нужно раз и навсегда пресечь попытки возврата к недавнему прошлому. Кто это сделает за нас? Кто, если не мы — в партии, в литературе, в органах власти — одним словом всюду, где бы мы ни оказались?
Ханночка отворила дверь и подбежала к Бородачу, который сидел в кресле и ковырял в своей трубке. Она наклонилась к нему и зашептала на ухо:
— Соглашайся, очень тебя прошу, соглашайся, мне хочется, чтобы ты был председателем.
Бородач засмеялся и сказал:
— Ну ладно, поглядим, искусительница, — и шлепнул ее.
Ханка подбежала к Юзеку, который стоял в дверях, и они отправились стирать пыль с книг.
А
Глава пятая
ВДОХНОВЕНИЕ
Юзеф, как уже известно, был писателем. Однако к писателям причисляют самых разных людей, например, всех тех, кто состоит в Союзе писателей. Юзеф — член Союза, это правда, но писатель он вовсе не поэтому. Так почему же? Потому что у него талант. Оказывается, однако, что таланта тоже недостаточно. Нужно еще, чтобы тебя посещало вдохновение, которое никогда не считается с писателем, даже если он член Союза, и приходит и уходит по своей, никем и ничем не контролируемой прихоти. Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.
Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.
Юзеф прекрасно об этом знал. Поэтому он велел Вполне Приличной Секретарше отвечать за него на телефонные звонки. Всем, у кого было какое-то дело к «товарищу Секретарю», он велел говорить, что занят, закрывался на ключ в своем кабинете, задергивал шторы на окнах и даже зажигал лампу, но вдохновение не приходило. Тогда Юзеф выходил на улицу, садился на трамвай и ехал в свою однокомнатную квартиру с крохотной газовой плиткой в нише узенького коридорчика возле входа в ванную, варил себе крепкий кофе по-турецки и снова ждал вдохновения. Иногда оно появлялось, а иногда нет. В последнее время это бывало все реже и реже. А как-то даже случилось, что оно пришло, но Юзеф не сумел написать ни единого предложения.
Дело в том, что Юзеф не был обычным писателем. Кроме таланта и вдохновения, ему, чтобы писать, необходимо было присутствие маленького Юзека. Почему же он никогда не приглашал Юзека в свою квартирку? Конечно же, не потому, что на ночном столике у него стоял будильник, который исправно ходил. Будильник можно сломать и даже выбросить, но нельзя было сломать и уж тем более выбросить стенные часы, которые назойливо тикали за стеной, в соседней квартире. По ночам там храпел, а днем шаркал и возился кто-то, кто не состоял в Союзе и не был обязан подчиняться Юзефу.
Поэтому Юзеф покидал свою комнатушку, снова садился на трамвай и ехал к серому дому, где во дворе играл Юзек. Так он поступил и на этот раз.
Он вошел в подворотню, поздоровался с Рахилью, которая торопилась в лавку за продуктами, прошел во двор, но Юзека там не оказалось. Тогда он вспомнил, что сейчас ведь утро, и Юзек наверняка в школе. К сожалению, и там Юзека не было. А маленький Гольдберг немного подумал и сказал: «Может, он заболел. Может, у него ангина». Юзеф вернулся в серый дом, по пути заглянул к Черту и в маленькую кондитерскую на углу, где Юзека тоже и в помине не было, проскользнул в квартиру, воспользовавшись тем, что Рахиль забыла купить соль и опять побежала в лавку, открыл дверь в комнату, где стояли рядом две кровати, накрытые цветастым покрывалом, а у окна софа, тоже под покрывалом, только цветы на нем были желтые, а не красные — но Юзека и тут не было. Что же делать? Вернулась Рахиль, и Юзеф хотел было спрятаться, но прятаться не понадобилось, потому что Рахиль еще раз побежала в лавку — оказывается, она забыла купить спички.