Время жестоких чудес
Шрифт:
Юлия встала.
– Кто тут кличет меня по имени? – спросила она как могла дерзко. Страж поднял руку, собираясь отвесить ей затрещину, посмотрел на остальных заключенных и вдруг передумал, сделал знак пришедшим с ним.
Ей напялили на голову мешок, поволокли куда-то, по меркам беричей даже вежливо, и эта вежливость не предвещала ничего хорошего. Юлия еще раньше решила, что живой ее не возьмут. Она не сомневалась, что у нее хватит сил, но вот решимости…
Девушка споткнулась о порог и растянулась. Грубые
Дом для посиделок она узнала не сразу. Доски, висящие на стенах и поддерживающих крышу столбах, были порублены так, что невозможно стало разобрать ни письмен, ни резных картин. Кто-то срывал злость или просто решили, что на дереве лежат страшные заклятия?
Кажется, здесь сейчас жил риш с ближней дружиной.
Беричи вышли. В углу шевельнулась груда лохмотьев, блеснули безумные глаза.
– Юлия?
– Хэли?
Женщина улыбнулась многажды разбитыми почерневшими губами. Лицо ее было в синяках, в глазах светилась тьма. Юлия с ужасом смотрела на старшую травницу.
– Не надо думать обо мне. Подумай лучше о себе. – Хэли со стоном перевернулась на спину, глядя в потолок. Ощущение безумия ушло. Женщина усмехнулась.
– Неплохо я притворяюсь, э? Какое удовольствие мучить человека, который не понимает, что с ним делают? Меня не трогают уже два дня…
Хэли помолчала.
– Если хочешь, я могу оказать тебе услугу.
– Какую?
Хэли не ответила, даже не пошевелилась. В доме вдруг потемнело. Юлия сглотнула и обнаружила, что дышит с трудом.
– Вот эту, – невидимые пальцы на горле разомкнулись, Юлия задышала часто, говорить смогла не сразу:
– Нет. Сама…
– Сумеешь?
– Да, – глядя на старшую подругу, Юлия поняла, что решимости у нее хватит.
Хэли лежала, закатив глаза так, что были видны лишь белки глаз.
– Кто-то идет, – прошептала травница быстро. От нее снова исходило ощущение безумия.
Вошел какой-то парень, немного младше ее, подошел к ней и взял за плечо. Юлия попыталась ударить, он увернулся лениво и отвесил оплеуху, от которой девушка улетела за занавесь. Парень вошел следом и толкнул ее на шкуры, устилавшие пол – кровати у беричей были не в ходу.
А потом оглянулся мыслью, да так ловко, что Юлия удивилась и даже слегка восхитилась, несмотря на свое положение. Она была воспитана в твердой уверенности, что болотники уступают воличам во всем, и особенно в мыследействе.
Парень умело закрыл вокруг Живу и сел, скрестив ноги, на шкурах. Юлия посмотрела ему в глаза и стала раздеваться. Она сняла рубаху, развязала женскую ленту, распустила пояс…
Вся невозмутимость мигом слетела с подростка. Взгляд его заметался, он нервно сглотнул и сделал движение к ней.
Она бы смогла, но торопливость ее погубила и спасла парня. Нож вылетел из ножен на его поясе, «форель выпрыгивает из ручья»,
Нож улетел в угол, парень смял ее, сбил и оказался сверху, прижав к полу всем телом. Юлия отвернула лицо и закусила губу, собирая свою внутреннюю силу.
Мускулистое тяжелое тело вдруг перестало прижимать ее к шкурам. Девушка открыла глаза. Парень сидел на шкурах и смотрел в сторону.
– Оденься, – велел он.
Девушка оделась.
– Ты – Юлия. – Он не спрашивал, а утверждал. – Твой отец сказал странную вещь…
Он осекся, ощутив волну ее страха и надежды. Жизнь отца после полученных ранений была искажена так, что дочь не видела его в Живе, даже не могла сказать, жив ли он вообще.
– Он… жив?
Парень помедлил, разглядывая ее. Наконец кивнул:
– Если это можно назвать жизнью.
Юлия наклонила голову, враг не должен видеть ее слез.
– Скажи, правда ли то, что мертвых можно отспорить у смерти?
Целительница молчала.
«Во имя и для Жизни Живой», гласили иеро, начертанные над каждой из четырех дверей каждого травного дома.
Но жизнь врага…
– Отвечай, – велел он. – Или я сделаю тебе больно.
– Я не боюсь боли, – соврала Юлия.
– Возможно. Но я знаю, чего ты боишься. – Парень улыбнулся, окинул ее хищным взглядом, словно окатил крутым кипятком. – Ответь мне, не соврал ли твой отец.
– Не соврал! – выкрикнула девушка.
Каждый ребенок воличей знает, что заблудившегося в сумеречных землях между жизнью и смертью можно уговорить вернуться в жизнь, пока живо тело.
– Я не ребенок воличей. Как это делается?
Юлия пожала плечами.
– Обычно близкие сидят рядом с уходящим. Говорят, как хорошо им было вместе, как здорово жить. Зовут, просят вернутся, думают о нем…
– Я отпустил ее.
Мгновение отец и сын смотрели друг на друга, Орел вскочил, опрокинув скамью.
– Ты… что сделал?!
– Отпустил ее. Вывел за городьбу и…
Орел поднял скамейку и уселся.
– Ели ты не придумаешь немедля объяснение, я…
– Объясняться должен не я, а ты, отец.
И на этот раз Гореш сдержался, только лицо стало совсем багровым, на виске запульсировала вена.
– Почему риши Орлы вдруг стали нарушать данное слово? – спросил сын. – Ты обещал этому Выснику отпустить девушку, а сам велел привести ее к себе на ночь!
– Орленок, – устало сказал Орел. – Этот… Высник посмеялся надо мной, придумал какую-то нелепую байку о…
– Это не байка, отец.
– Что?
– Не байка. То, о чем говорил калека, случалось раньше… у нас.
Когда ты в детстве умирал от укусов огненных ос, твой брат, мой дядя, спас тебя. Вытащил с того света, отспорил у смерти, уговорил остаться – называй как хочешь…