Время жестоких чудес
Шрифт:
– Откуда… – начал Гореш, зная, каков будет ответ.
– Мой крестный в первый день рождения дал мне имя, а в пятнадцатый день рождения подарил меч и притчу, историю-в-подарок. Он говорил, что это случилось давным-давно, не называл имен, но я догадался, а потом и удостоверился. Он спас тебя, отец. И, по-моему, ты должен ему отплатить тем же. Хотя бы попытаться.
Юлия шла по росной траве, шла не торопясь, как на прогулке, ощущая спиной острые взгляды стражей со стен, нацеленные оголовки стрел. Она шла так вечность, а потом вытоптанное поле кончилось, и девушка вошла в перелесок.
Парень
Голова кружилась от голода, она не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Юлия сунула руку за пазуху и ощупала лезвие скальпеля, данного парнем…
Девушка сломила палку, с этого же дерева сняла вьющееся растение и примотала к палке скальпель. Получилось небольшое копьецо, каким Юлия в два счета наострожила рыбы в подвернувшемся ручье – другом или том же. Утолять голод сырой рыбой было непривычно, но она не стала разводить костер.
Полночи девушка шла по лесу, потом забилась в огромный выворотень, почти небольшую пещерку. Нагрела в ней воздух, вход закрыла ломаными ветвями. Мучимая кошмарами, спала недолго и с первыми лучами солнца снова двинулась вперед.
Ближе к обеду Юлия наткнулась на василиска. Пожалуй, не обязательно было убивать ящера, но она испугалась неожиданной встречи и с порожденной страхом силой прибила его к дереву копьецом, сломав древко.
Василиск был старый и дряхлый. Девушка пожевала немного сырого мяса с хвоста, напоминающего на вкус подметку, а на запах болотную тину. Срезала роговые иглы с гребня и кусок чешуйчатой шкуры. Быстро сделала новое копье, с поршнями девушка возилась много дольше, но ей надо было отдохнуть и подлечить сбитые в кровь ноги. Юлия облепила мозоли целебными листьями, сунула ноги в перешитые поршни и пошла дальше.
Скоро она увидела метки, старая охотничья тропа привела к огромному дубу. В дупле лесного исполина Юлия нашла лук и стрелы. Дерево потемнело от старости, сухожилие в просаленной плетеной коробочке пересохло, но когда она натянула тетиву, плетеный шнур запел звонко. Охотничье оружие явно было предназначено для девушки.
Пошла дальше и вышла к небольшому разрушенному поселению воличей, совершенно пустому, только птицы и кролики жили между развалин и закопченых печных труб. Дома смотрели провалами окон, безмолвно грозились разинутыми ртами дверей. Только у одного дома в деревне уцелела крыша и были заперты двери и окна. Юлия потянулась мыслью и откинула деревянные плашки, дверь тяжело, со скрипом повернулась на петлях.
Запахло цветами.
Человек лежал на ворохе шкур. Парень не старше Юлии, чем-то похожий на молодого риша, который ее отпустил. В боевой берской куртке с костяными и копытными нашивками, секира под рукой, щит с грубо намалеванным странным черным зверем, похожим на волка или собаку, в ногах путаные снасти, видимо, при жизни он был заядлым рыболовом. Отец тоже любил порыбачить, побаловать дочь рыбкой…
В последнее время Юлия достаточно насмотрелась на мертвых. Обычно ушедшие выглядят спокойными и умиротворенными, а этот… Можно было подумать, что человек просто спит – и во сне испытывает боль, к которой давно привык и смирился. Резкие черты бледного лица заострились, линия губ горько изломилась. Юлия разглядела клочья тьмы в Живе –
Опьяненный жаждой боя, он одним из первых вскарабкался на стену поселения Еретиков. Взмахнул секирой, разрубив одного Высника от плеча до пояса, у второго выбил меч и отсек голову, третий, вернее, третья…
Он замешкался, потрясенный тем, что у Еретиков сражаются и женщины. Руки знали все наперед, они отражали отчаянные умелые удары, уход, обманное движение. Богатырка обманулась, и он не сумел остановить гибельный размах. Он смотрел в гаснущие глаза женщины, годящейся ему в матери, а то и в бабки, не в силах осознать, что сотворил.
Потом понял, что летит. Его сбила с мостков то ли силовая волна, то ли просто сильный пинок.
Удар. Падение с высоты вышибло из него дух…
Берская армия сожгла поселение и двинулась дальше. Его несли – день, два, неделю. Временами он приходил в себя. Потом искалеченное тело отпустило его…
Юлия зажмурилась и вытянула руки, читая тело. Поврежден позвоночник и сломаны ребра, внутреннее кровотечение, но если бы у беричей были хорошие целители, парня удалось бы спасти…
Спасибо, грустно усмехнулся кто-то за спиной.
Юлия вихрем развернулась, хватаясь и за лук, и за стрелы, и за свое копьецо, и в результате все оружие посыпалось у нее из рук. В дверном проеме стоял юноша.
И слегка светился.
Он коротко поклонился, Юлия кивнула в ответ, унимая бешено колотящееся сердце. В конце концов Сумерки не делают разницы между Светом и Тьмой, за Чертой нет места племенной розни…
Она разглядывала призрака, выглядевшего совсем живым. Грудь поднимается и опускается, на редких усах засохшая кровь, губы изогнулись в знакомой горькой улыбке.
– Это… ты? – спросила она, осторожно покосившись назад.
Да, – призрак не смотрел на свое тело. Он смотрел на нее.
– Я могу что-то для тебя сделать? – спросила девушка. Не то чтобы она хотела выручать застрявшего в Сумерках врага, но обычай велел помогать мертвым.
Не думаю. Я и сам не знаю, почему застрял тут…
– Тогда я пойду, – сказала Юлия.
Иди, кто тебя держит… Если хочешь, – он посмотрел на ее ноги, словно ледяные пальцы прикоснулись к ранкам, мгновенно переставшим ныть, – возьми мои сапоги.
Юлия ни за что бы не стала обирать мертвого, но он сам предложил, а ноги совсем никуда не годятся…
Сапоги были больше, чем надо, но с ее сбитыми ногами как раз такие и нужны. Юлия несколько раз притопнула, морщась от боли, посмотрела на призрака.
– Спасибо.
Берич дернул плечами.
В той сумке есть немного сыти. Я есть не хочу. – Он грустно ухмыльнулся.
Целительница чуть не засмеялась, оказывается, у мертвых не пропадает чувство юмора. Она с благодарностью взяла сыть. Призрак проводил ее до резного столба на окраине поселения.
Юлия повернулась к немертвому. День был не очень солнечным, светило скрывалось за облаками, но света его хватило, чтобы призрак стал совсем прозрачным и почти невидимым.