Время золотое

Проханов Александр Андреевич

Говорит сороке филин:«Я немного юдофилен».А она ему в ответ:«Я сорока-жидоед».

Обгоняя Лупашко, двигалась светская львица Паола Ягайло. Ее несли на раскрашенных носилках крепкие молодцы, участники телепрограммы «Постель-3». Они целовали мех ее норковой шубы. Паола кидала в воздух красные, вырезанные из бумаги сердечки, кропила ими толпу, Лупашко, снег бульвара. Одно сердечко опустилось Елене прямо на ладонь, и она несла этот алый лепесток, думая о Бекетове.

Процессия приближалась к Трубной площади. Полиция перекрыла движение, пропуская толпу. Лупашко, собрав вокруг себя множество внимавших поклонников, продолжал вещать в мегафон:

– Таким образом,

господа, группа «Центр», танковые колонны Манштейна рвались к Москве. Сталин, опасаясь захвата столицы, приказал вывезти свиток подальше от линии фронта, на Волгу, в Сталинград. Туда же была эвакуирована группа лингвистов во главе с академиком Марром, которые днем и ночью занимались расшифровкой текста, приглашая на помощь священников и богословов, чудом уцелевших во время церковных гонений. Немецкая военная разведка Шелленберга узнала, что свиток перевезен в Сталинград, и доложила Гитлеру. Тот немедленно прервал наступление на Москву и перенес удар в глубь приволжских степей, приказал фельдмаршалу Паулюсу любой ценой захватить свиток. Именно этим, а не русским морозом объясняется остановка наступления на Москву. А затем – странное решение Гитлера направить всю мощь вермахта в район Сталинграда. – Лупашко затопотал, закружился, лихо затряс головой, правдоподобно копируя деревенских шутников:

«На хрена козе баян», —Говорит Моше Даян.«На хрена корове веер», —Отвечает Голда Меир.

Кругом хохотали. Телеоператор пятился перед Лупашко. Несколько фотографов неустанно снимали. Репортеры тянули свои диктофоны, записывая его прибаутки.

У Елены зазвонил телефон. Звонил Градобоев:

– Ты где?

– У Трубной.

– Я скоро подъеду, заберу тебя.

– Хорошо.

Вдруг возникло тоскливое чувство, мучительное раздвоение. Оно мешало радоваться морозному солнцу, красной стене монастыря, изумрудному особняку сквозь сплетение ветвей. Она старалась прогнать эту набежавшую тень. Думала, – еще немного, только до выборов, а потом все образуется. Кончится эта ложь, это больное раздвоение. Она старалась вникнуть в рассказ Лупашко, в его металлическое повествование.

– Сталинградская битва, господа, – это битва за обладание свитком. Академик Марр и лингвисты находились в бункере на Мамаевом кургане, работали под бомбежками и обстрелом. Немцам почти удавалось захватить бункер, но каждый раз штрафные батальоны отбивали атаки. И перед новым, 1943 годом Марр наконец расшифровал космический свиток. В руках Сталина оказались волшебные технологии. Они позволили окружить армию Паулюса, победить под Курском, осуществить «Десять сталинских ударов» и уничтожить Гитлера в имперской канцелярии. Волшебные технологии помогли восстановить разоренную страну за два года, создать атомную бомбу, полететь в Космос и начать «красное» наступление по всему земному шару. Половина планеты была покрашена в красный цвет. Кстати, скульптура Вучетича на Мамаевом кургане – это памятник академику Марру и героическим еврейским лингвистам. А создание впоследствии Государства Израиль – это благодарность Сталина еврейским лингвистам за их вклад в расшифровку свитка.

Лупашко пританцовывал, пел смешные, не совсем приличные куплеты, и все вокруг восхищались, тянули для автографа кто газету, кто блокнот. И только хромающий рядом с Еленой старик с запавшими глазами и седой щетиной произнес:

– Я бы Сталинград не трогал. Там пол-России костьми легло. Некому за них заступиться.

После звонка Градобоева наивная радость не возвращалась к Елене. Все так же сияло солнце, в воздухе переливались мельчайшие снежинки, особняки казались целомудренно белыми. Но на все легла едва различимая тень. Что-то невидимое, тяжелое, угрожающее чудилось Елене в фасадах зданий, в ветвях деревьев, пролетающих вороньих стаях. Что-то мрачное, безликое и опасное притаилось вокруг и ждало мгновения, чтобы стиснуть людей, раздавить хрупкую скорлупку, содрать позолоту. Елена шагала, вглядываясь в лица, не обнаруживая в них испуга и смятения, а только веселье и ликование.

– Да будет вам известно, господа, – Лупашко продолжал морочить своих обожателей, и те охотно позволяли себя дурачить, – Хрущев, развенчавший Сталина, уничтожавший сталинское могущество, изъял из обращения волшебные технологии. «У змеи надо вырвать жало», – сказал он. Тогда же он нанес удар по церкви, в которой жил дух филологии академика Марра, а школу лингвистов перепрофилировал на изучение языка птиц. Он поручил своему охраннику спрятать свиток в надежном месте. Когда Хрущева свергли,

то пытались узнать, куда он спрятал свиток. Но Хрущев не сказал и унес тайну с собой. И тогда в стране начался застой. Брежневу сообщили, что свиток находится на дне одной из северных русских рек. Так возник план переброски этих северных рек. Андропову доложили, что свиток перевезли в Афганистан, в город Кандагар. Поэтому Андропов ратовал за введение войск в Афганистан. Черненко принесли в больницу поддельный свиток, и он умер, сжимая его в руке, веря в свое могущество. Горбачев начал перестройку, с целью обнаружить свиток под обломками СССР. Ельцин разрубил СССР, полагая, что свиток легче искать в каждой отдельной части. И только в наше время тайна свитка стала всплывать на свет. – Лупашко крутился, подпрыгивал, присвистывал в свой красный мегафон. Был похож на скомороха с большим красным бубном.

Елена не понимала причины своей тревоги. В этой тревоге не был повинен звонок Градобоева. Она не исходила от проехавшего мимо полицейского автозака. Она была безымянной, вездесущей, таилась повсеместно под хрупкой оболочкой мнимой жизни, обреченной на истребление. В толпе возник Шахес в косматой шубейке, с чутким рыльцем лесного ежика. Он послал Елене воздушный поцелуй, и она мучительно улыбнулась.

– Завершаю свой рассказ, господа. – Лупашко, похожий на фиолетовый баклажан, гнал перед собой металлический звук. – Охранник Хрущева, который спрятал свиток, к концу жизни уверовал, постригся в монахи и жил в монастыре под Псковом. К нему неоднократно ездил Чегоданов, умолял показать место, где спрятан свиток, потому что Чегоданов, как мы знаем, мечтает воссоздать СССР, мечтает о мировом господстве. Но монах не открыл Чегоданову тайну. А открыл он ее патриарху, который тоже мечтает о мировом господстве, о слиянии всех религий – православия, католичества, лютеранства, ислама, иудаизма и даже культа Вуду. Оказывается, свиток был спрятан в мавзолее, под телом Ленина. И как только об этом узнал патриарх, священники стали требовать, чтобы тело Ленина убрали из мавзолея. Надеялись, что, когда станут выносить тело Ленина, они овладеют свитком. У Чегоданова есть придворная колдунья, чародейка Клара, которая методами гадания и ворожбы узнала, что свиток лежит в мавзолее под мумией Ильича. Каким-то образом о свитке узнал наш уважаемый лидер Градобоев, и те заблуждаются, кто думает, что Градобоев хочет повести народ на Кремль. Он хочет повести народ на мавзолей, чтобы овладеть свитком академика Марра. Недаром он свои шествия называет: «Мар несогласных». «Мар миллионов». «Мар против подлецов». И все, что нам предстоит в скором времени, – это схватка Чегоданова, патриарха и Градобоева за обладание волшебным свитком академика Марра. На этом замысел романа обрывается, и его конец напишет сама история.

Лупашко передал мегафон соседу. Сам же, с заиндевелыми усиками, с фиолетовыми щеками, шагал, помахивая короткими ручками.

К нему подскочили, запрыгали, закружились три девицы из панк-группы «Безумные мартышки». В своих куцых тулупчиках, в мохнатых шапочках, с гибкими ногами и смешными ужимками они и впрямь были похожи на дурашливых обезьянок. Скакали, вертели задами, задирали Лупашко:

Мы безумные мартышки,Мы читаем ваши книжки.На фарси и на иврите.Нам автограф подарите.

– Да нет у меня книжек. Кончились! – разводил руками Лупашко.

– А вот здесь подпишите! – Одна из девиц засучила рукав тулупчика, обнажила руку.

И Лупашко, достав фломастер, поставил на голой руке автограф.

– А мне вот здесь! – Другая девица распахнула полушубок и кофточку, двинулась на Лупашко, тряся маленькими нежными грудками.

И Лупашко аппетитно расписался на голом теле между двумя игривыми сосками.

– А мне вот здесь! – Третья девица повернулась к Лупашко спиной, нагнулась, приспустила колготки, открывая округлые ягодицы, и Лупашко под хохот и аплодисменты поставил роспись на девичьей ягодице, легонько хлопнув по ней.

Девицы унеслись, метались из стороны в сторону, словно раскачивались на лианах.

У Чистых прудов, где носился пестрый рой конькобежцев, Елена вышла из толпы, покинула бульвар. Тут же рядом остановилась машина. Градобоев открыл перед ней дверцу:

– Карета подана!

И они помчались среди морозного дыма, блестящих машин, и казалось, множество языков жадно лижут чугунную решетку бульвара.

В штаб-квартире Градобоев встречался с представителями провинции, с петербургскими бизнесменами, загадочными агентами, которые доставляли ему информацию из коридоров власти. А Елена в соседней комнате, согреваясь, пила чай.