Время
Шрифт:
Его надежда — проще простого. Он хочет детские праздники с гостями, пиром горой и подарками, он хочет баловать ребятенка на кухне, гладить ему одежду, совать плюшки, пока никто не видит. А я должна обеспечить его этой радостью. Я бы предпочла неодобрение — его я больше заслужила.
Иногда мне кажется, что Пит придумал меня.
========== Восьмой ==========
Расскажи мне про свои сны,
расскажи что видишь ты
Закрывая глаза.
Разбивая на осколки, —
правда что в этом толку? —
чужие голоса.
Пит проснулся
Я остаюсь лежать, не меньше Пита истекая потом. Снятся ли нам одни и те же сны? Если нет, то чем они отличаются?..
Сердце по-прежнему бьётся учащенно. Вижу, как в ванной загорается свет, а потом постепенно меркнет и исчезает — Пит закрыл дверь.
Чувствую себя одинокой, не принадлежащей этому миру. Странное чувство — что-то среднее между трепетом и дрожью расходится по телу. Не сводя взгляда с потолка, раздумываю о своих ощущениях.
Мы растворились где-то в прошлом,
Потерялись в настоящем, в будущем нас тоже нет.
Яркой радугой на краски
Разлетелись каски, это наш с тобой секрет.
Вернувшись в спальню, Пит озирается в поисках запасной футболки.
В полумраке слежу за игрой мускулов на его спине, когда он тянется за футболкой. Завораживающее зрелище.
Забавно, как измученный рассудок, терзаемый собственными упреками, так легко перескакивает с темы на тему. Одно мгновение и я чувствую, как учащается пульс. У меня перехватывает дыхание от захватывающего беспредельного очарования возникающих в голове двух образов, сливающихся воедино.
— Я в пекарню, — говорит Пит и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
Сейчас он пойдёт по коридору, выйдет за дверь… Его силуэт постепенно начнёт удаляться, а потом исчезнет. Я буду отчётливо слышать эхо его шагов от лестницы к входной двери нашего дома.
Лежа в кровати, я услышу, как он приглушенно прокашляется под окнами, выходя за калитку. Как обычно, я не поинтересуюсь, почему сегодня ему так рано уходить, не нужна ли ему помощь, нет ли дополнительных заказов.
Я чуть подаюсь ему навстречу, слегка отбрасывая одеяло. Эмоции смешаны. Я часто не понимаю, что чувствую — радость или грусть. Но…
— Я согласна, Пит, — говорю я, не желая мириться с тем, как скоро Пит покинет спальню. Очертания его тела теперь скрыты футболкой поло и брюками, недавно отправленными из Капитолия. — Я согласна, что нам действительно нужно пожениться.
Снова пришло это чувство. Жар, трепет. Мой рассудок не хочет видеть причину, стараясь сосредоточиться на другом. Однако смутное чувство, что сидит занозой в дальнем уголке сознания, заставляет меня сдаться.
Осень-сестра, знает она
Почему из миллионов только ты, только я.
Почему такие разные, такие близкие
Сольёмся в одном пламени искрами.
И Пит опоздает на работу.
========== Девятый ==========
Пит надеется, что у нас с ним будут дети. Одной из причин, по которой он настаивал на
Каждый раз, когда он видит что-то, что хоть отдалённо связано с детьми, обязательно скажет: «Как бы это понравилось малышу», — адресовав свою реплику мне.
Думаю, мыслями он часто представляет, как валяется с ребёнком на полу в гостиной с затрепанной энциклопедией. А я устраивалась бы рядом и наблюдали за ними. Он бы читал заметки, помогал строить паззл, а за одно не допустил бы, чтобы я варилась в собственном недовольстве, подобно его матери. Он бы хотел стать хорошим папой.
Образ детей был вполне реальным. Неизбежным. Его мучили хронические боли неутолённого отцовства.
Задавая с только ему ведомой периодичностью вопрос, связанный с детьми — издалека, обтекаемо, — сначала я отвечала категорическим отказом, потом отрицательно качала головой, а потом предпочитала отмалчиваться. Ложь путем умолчания — в этом деле я мастер. И каждое утро глотала таблетку перед тем, как умыться. Видела, как он мучается, изводит себя, но никогда твёрдо не заявлял: «Хочу, чтобы у нас был ребёнок!»
Он старается не грузить меня, не перегибать палку. Просто поглядывает на пузырек с таблетками — уменьшается ли уровень. Наконец, одним осенним вечером, он возвращается из пекарни, поднимается на крыльцо, входит в дом, сбрасывает мокрую от дождя одежду и, устроившись рядом со мной на кровати, утыкается носом мне в плечо, прошептав в тёплую кожу: «Давай сделаем ребёнка, Китнисс, давай сделаем малыша…» И я отвечаю: «Нет».
Вероятно, он надеялся на смятение, нервозность, неуверенность: «Ах, Пит, смогу ли я быть хорошей мамой?» А тут холодное, обезоруживающее, твёрдое, уверенное: «Нет». Без вариантов и тени сомнения. Он надеялся на опасения и переживания, вперемешку с: «Пит, разве я пригодна для материнства?..»
Он пытается доказать мне, что всё будет хорошо, не так, как у нас в детстве. Но я ему не верю. Убеждает меня, что не просто хочет ребёнка — ребёнок нам необходим. Потому что он должен убедиться, что способен полюбить всей душой новое создание, и что с ним маленькое существо всегда будет чувствовать себя в безопасности в этом мире. Он хочет доказать, что может лучше исполнить отеческий долг, чем его собственные родители.
Но как ни старается, я остаюсь непоколебима.
Иногда он смотрит на подрастающих детей жителей нашего дистрикта как откровенный упрёк. Но больше мы эту тему не затрагиваем.
Он понимает, что не имеет морального права проявлять недовольство — знал, на что идёт. Но боль остаётся, и он продолжает мечтать о нашем ребёнке. Он привязан к этой идее, потому что уверен: у нас с ним получился бы замечательный малыш.
========== Десятый ==========
— А почему я не чувствую,
когда ты видишь плохие сны?
— Трудно сказать.
Кажется, я не мечусь и не вскрикиваю.
Наоборот, просыпаюсь — и словно цепенею от ужаса.
— Будил бы меня, —