Всадники
Шрифт:
И саис решился, если он будет колебаться еще хоть секунду, это станет для Уроса доказательством его предательства, и ничего у них сегодня не получится. К тому же кочевницу Мокки боялся сильнее, чем даже яда. Он погрузил пальцы в горячий, жирный рис, подхватил немного, сделал комок и запихал его в рот. В течение последующих нескольких секунд никто из мужчин не произнес ни слова.
— Вкусно? — наконец спросил Урос.
— Очень, — ответил Мокки с набитым ртом.
По спине его катился холодный пот. Но ничего страшного не происходило.
Он
— Ну, хватит уже, — наконец решил Урос.
Он начал есть сам, но с неохотой, только чтобы набраться сил. Хотя, действительно, плов был прекрасен. Жирный, острый, щедро приправленный.
Закончив есть, Урос отодвинул от себя блюдо и жестом отослала саиса прочь.
Через некоторое время полотна у входа в палатку распахнулись вновь и появилась Серех в сопровождении Мокки. Он нес наполненное ведро воды, а она бурдюк для питья.
— Прости нас, господин, что вновь потревожен твой покой, — сказала Серех. — Саис подумал о Джехоле, а я о тебе.
Мокки поставил ведро возле спящей лошади; Серех повесила бурдюк над головой Уроса, а затем оба они исчезли ступая совершенно неслышно.
«Хотят, чтобы я заснул, — размышлял Урос. — Надеются, что разомлею от еды и усталости».
Он вытащил из-за пояса нож и спрятал его за голенищем сапога. Началось его очередное ночное бодрствование.
Костер уже догорал и чтобы он не погас окончательно Мокки подбросил в него большую охапку сухих веток.
— Третий раз уже, — шепотом заметил он.
Серех резко махнула рукой, приказывая ему замолчать. Она сама была на исходе терпения. Они ждали уже несколько часов, когда же из палатки послышится стон, крик или хоть шорох, и все напрасно. И Серех вновь, как несколько раз за эту ночь, легла на землю и поползла к палатке, словно змея. Откинув полог она заглянула внутрь. Урос выглядел крепко спящим.
— А если он не проснется? — зашептал саис ей в ухо.
— Плов, — ответила Серех. — Он достаточно его съел? Ты же сам сказал мне..
Мокки согласно кивнул.
— Тогда он должен проснуться от жажды, — заверила его Серех.
Почти в это же время Урос так сильно захотел пить, что решил прекратить этот спектакль, хотя охотнее он бы лежал дальше, притворяясь спящим. Он приподнялся, протянул руку, снял бурдюк висевший над головой, опрокинул его над открытым ртом и хотел было уже отхлебнуть холодной воды, как от внезапной догадки у него дрогнула рука и он отбросил бурдюк в сторону. Может ли быть, что смерть притаилась именно в этой козлиной шкуре наполненной водой? Мокки боялся есть плов?… Притворство, чтобы запутать его… а специи в плове?… Чтобы вызвать у него жажду…
И что он
Мокки и Серех услышали, как он громко зовет их. Когда они вошли в палатку, он сидел, опираясь на подушки, и сверлил глазами их обоих.
— Пить! — приказал он.
— Но… разве у тебя в бурдюке мало воды, господин?
— Я отдал ее Джехолу.
Только тогда Серех и Мокки заметили, что конь проснулся и стоит на ногах.
— Он так хотел пить, — продолжал Урос, — что выпил всю воду из ведра. И я отдал ему мою.
— Что? — закричал Мокки. — И он ее выпил?
— Не знаю, — равнодушно ответил Урос. — Может быть…
Мокки бросился к Джехолу, ударом ноги перевернул ведро, и вода потекла по земле.
Урос и Серех, не двигаясь, смотрели друг на друга.
— Это болван такой неуклюжий, — наконец нарушила молчание Серех, — прости его, господин.
Она не отвела глаз, и Уросу стал ясно, что она поняла все. Да, на этот раз он выиграл, но она не признает себя побежденной. Она будет ждать следующего раза.
И Урос улыбнулся ей: игра обещала быть интересной.
— Подожди одну секунду, господин, — сказала кочевница.
Он вышла и вернулась с полным кувшином воды. Урос не стал принуждать ее отпить из него. Не колеблясь, он осушил его одним залпом. На эту ночь он был для Серех бессмертным.
Псы ада и призраки
Дорога шла в гору и становилась все круче. Обернувшись, Урос вновь посмотрел на скальный массив, за которым скрылась долина Бамьяна. Река, зелень тополей, белые дома и красные скалы — были все еще недалеко, но сейчас их образы казались Уросу лишь отголоском давнего, почти забытого сна.
Там, внизу, еще несколько минут будет светить солнце, отражаясь в бегущей воде ручьев, но здесь уже начиналось царство теней и одиночества, неизменного во все времена года. На голых стенах скал не было видно даже чахлой травы.
«Да, все это было словно сон или морок, — подумал Урос. — Та поляна… палатка… радость триумфа… Победа? Но какая и над кем? Неужели над этим идиотом, что бежит впереди согнувшись, и не достоинство или гордость руководит им, а какая-то баба?
То, что они всеми способами будут пытаться отнять у меня деньги, разве это сложно было понять? А ставки в Бамьяне? С чего я вдруг решил, что высшая сила защитила меня, когда баран Хаджатала выиграл просто благодаря хитрому трюку! Как жалко все это».
Что же теперь? Опять все начинать с начала? Зачем? Для чего? Он чувствовал себя опустошенным человеком с выгоревшей дотла душой. Тропа поднималась все выше и ни один солнечный луч не падал на нее. Ледяной ветер вечных снегов дул с пиков гор, а боль вновь дала о себе знать, она поднялась почти до самого колена. Урос вспомнил слова лекаря из Бамьяна: «Действие моей мази не продлится долго. Потом твоя жизнь будет в опасности». Значит смерть была уже здесь, — она медленно и твердо ползла вверх по его телу.