Все байки старого психиатра
Шрифт:
Мы с Герой удерживали больного, пока Толик подкалывался и вводил препарат в вену. Внутримышечно еще и спазмолитик добавили. Да, спазмолитики лучше в мышцу вводить, иначе, при внутривенном пути, давленьице может сильно упасть. Больной успокоился, повеселел. Было видно и без слов, что помощь оказалась весьма продуктивной.
– О-о-о, кайф! Вы уж простите меня, пожалуйста, за мои матюги, ведь сил же не было никаких! В прошлом году у меня то же самое было. Приехали две девчули. Увидели, как я по полу катаюсь и матюгаюсь, видать решили, что пьяный. Ну и говорят мне, мол, если будешь продолжать безобразничать,
Но в этот раз опасения пациента не подтвердились. Спокойно и благополучно свезли мы его в урологию.
Следующий вызов был в общежитие профессионального лицея к восемнадцатилетнему пареньку с великолепным поводом «Человеку плохо. Смеется». Ну нет, нужно Надежде звонить, уточнять.
– Надюш, объясни мне, инвалиду умственного труда, что означает этот повод к вызову? Человеку плохо, но он все равно, как паразит, смеется?
– Нет, Юрий Иваныч, это означает, что он неадекватно смеется, беспричинно. Вас там, кстати, встретят.
– Ясно.
На проходной общежития нас встретил мастер производственного обучения, высокий, крепкий мужчина с грубыми чертами лица.
– Здравствуйте! Вон, ребеночек накурился чего-то. Ржать начал, как полоумный. Парни уж хотели морду ему набить, да я не позволил, в общагу увел и вас вызвал.
– А раньше-то с ним ничего такого не было?
– Нет, ничего совершенно, парень как парень, на сварщика учится. Вообще, толковый пацанчик. Мать жалко, она их двоих в одиночку тянет. Братишка у него четырнадцати лет, в школе учится.
Сам виновник торжества сидел за столом в крошечной общежитской комнатенке и с удовольствием уплетал городскую булку с вареньем. Выглядел он помоложе своих лет, этакий ребятенок непослушный.
– Георгий Петрович, это вы их вызвали, что ли? Ну зачем? Уже нормально все! – испуганно протараторил он.
– Так, Саня, давай-ка ты лучше со мной побеседуешь. Чего употребил-то, друг сердешный?
– Ниче я не употреблял, – набычился он. – Нате, обыщите меня!
– Дурень ты, Санька, не в обиду, конечно. За каким лешим мне тебя обыскивать-то? Я кто, опер, что ли? А вот когда опера придут, то тут уже поздно будет. За крохи, которые у тебя на кармане найдут, реальный срок получишь. Да если даже и не найдут ничего, а просто застанут в таком «интересном» состоянии, на учет поставят в наркодиспансер. На три года минимум. Ну и какому работодателю ты будешь нужен? Сань, у тебя профессия прекрасная, без куска хлеба никогда не останешься. Да и жизнь себе не ломай! Ну, как дела? Жалобы есть?
– Нет, все нормально. А вы меня никуда не заберете? – по-детски настороженно спросил он.
– Нет, никуда не заберем. Доедай спокойно свою булку и больше не чуди! Все, давай, удачи тебе!
– До свидания, спасибо!
Вышли с вызова, и так мне захотелось городской булки с вареньем, аж спасу нет! Не надо мне никакого обеда, а только булку с вареньем. И желательно черничным. Ну прям как прихоть беременной.
Разрешили
Наелся от души. А вот принесенный из дома обед остался нетронутым. Но моим парням еще до утра работать, съедят за милую душу!
Не вызывали очень долго. Два часа с лишним проспал, но планшет громко засвиристел, как будильник. Вызвали нас к женщине пятидесяти семи лет с психозом. Ну что ж, поедем, только умыться нужно для пущей бодрости.
Во дворе «хрущевки» нас встретил представительный седоватый мужчина с усами и в очках.
– Здравствуйте! Я ее муж бывший, но все равно курирую ее, иначе она дочку достает по телефону, да и без звонков беды может наделать. Пожар устроит запросто. Это мы уже проходили.
– На учете состоит?
– Ну а как же?! С двенадцатого года. Госпитализировалась столько, что и не сосчитаешь. А таблетки не пьет, на уколы не ходит.
Больная, одетая в розовый спортивный костюм, непричесанная и неухоженная, встретила нас крайне неприветливо и настороженно.
– Что, <самка собаки>, <гомосексуалист пользованный>, все же вызвал, да?! Да тебя вообще уничтожить надо! – накинулась она на бывшего мужа.
– Так, Наталья Алексеевна, во-первых, здравствуйте. Во-вторых, давайте спокойно поговорим со мной. Ведь я же ваших дел не знаю.
– А вот, спросите этого типа, зачем он к родной дочери Тарасова подсылает?!
– Какого Тарасова и зачем подсылает?
– Так вы и спросите его, зачем?!
– Наталья Алексеевна, но ведь я же с вами беседую, уж расскажите мне, пожалуйста.
– А чего рассказывать-то? И так уж все знают, что он к ней Тарасова подсылает, изнасиловать ее!
– Ну а кто такой Тарасов?
– Бандит и сволочь. Он женщин насилует и квартиры у них отбирает. Он дочку мою давно преследует. Запугал ее, застращал по-всякому, против меня настроил. Я ее спрашиваю, мол, может полицию вызвать, а она на меня прямо матом натуральным. Обзывает меня все время дурой и шизофреничкой.
– А откуда вам известно про этого Тарасова?
– Да вы смеетесь, что ли?! Везде пишут и по телевизору показывают! Вчера буквально купила газету с программой, так там прямо открытым текстом написано, скольких он изнасиловал и погубил! А эту сволочь, муженька моего бывшего, нужно вообще за … подвесить, за то, что он заодно с этим Тарасовым!
– Ну что же, Наталья Алексеевна, нужно в больничку поехать, полечиться.
– Чего-о-о?! Щ-щ-щас, прямо! Ну-ка, все отсюда на … пошли, падлы!
И больная, быстро схватив табуретку, замахнулась ею на меня. Но Толик с Герой были наготове. Вязки на нее надели, но ценой прокушенной руки Толика. В стационаре была вторая часть Марлезонского балета с укладыванием Натальи Алексеевны на вязки.
– Толь, ты смену-то доработаешь ли? – спросил я.
– Да без базара, Иваныч! – бодро ответил он.
Следующий вызов был к Максимке, великовозрастному профессиональному алкоголику. Да, да, именно к тому самому Максимке, который живет с пожилой мамой в благоустроенной квартире, но предпочитает пить всякую дрянь и валяться, где ни попадя.