Всё Что Есть Испытаем На Свете
Шрифт:
По тем временам это было гигантское строительство. Особенно нас впечатлил громадный опускной колодец. Железобетонный стакан диаметром около пятидесяти метров опускался под землю благодаря тому, что внутри него несколько экскаваторов выбирали землю, и башенными кранами она поднималась наверх, а стены стакана наращивались и под собственным весом опускались на глубину. Затем делалось перекрытие и достраивался над стаканом цех. Это была для
Советского Союза передовая технология, и мы бегали смотреть на эту замечательную работу. Сами мы работали на строительстве цеха агломератов. Не буду описывать всю технологию, скажу только, что мы
Египте. Работа была очень тяжёлой. В бригаде, в которую мы вошли, работал красивый парень лет двадцати шести. Имя его было Егор, и жил он с женой через стенку от нас в том же общежитии что и мы. Жена у него была красавица. Она не работала и приносила ему в обеденный перерыв еду прямо на рабочее место. Голова её была покрыта красным с крупными цветами шерстяным "русским полушалком", что делало её ещё красивей. Вечерами у них в комнате раздавался сначала смех, потом песни, потом любовные вздохи и визг, а иногда это заканчивалось криком с матом, ударами, падающими табуретами, визгом и криками.
Егор ревновал её и, конечно, напрасно. Он постоянно грозил убить её хахаля (любовника), которого у неё, безусловно не было. Только отпетый идиот связался бы с женщиной, у которой дикий муж, да она мужа любила. После таких вечеров она закутывала почти всё лицо полушалком, но несмотря на её старания, всё равно были видны следы побоев.
Он только недавно освободился из заключения (после смерти Сталина была большая амнистия для уголовников). Он с гордостью говорил, что ему добавили в лагере срок за то, что он проиграл в карты лагерного пожарника и прямо на вахте его зарезал на глазах у охраны. А сроки он имел такие, что сидеть бы ему до старости, если бы не та амнистия, когда уголовников выпускали почти без разбору, а невинно осуждённые люди, так называемые политические, ещё два, а то и три года ждали освобождения.
Я Егора немного побаивался, как боятся трамвая или машины, зная, что они без тормозов. Особенно это чувство утвердилось во мне, когда , поймав мой взгляд, явно заинтересованно разглядывающий его жену, он улыбаясь, и прямо глядя мне в глаза спросил:?
– Что, Толя нравится моя Тамарка?
– , и я, желая сделать ему приятное, сказал:
– Угу.
– Следующий раз посмотришь на неё так, я тебя зарежу, -так же улыбаясь сказал Егор
У меня что-то ёкнуло внутри, и с тех пор я, когда приходила
Тамара, отходил от греха подальше. Егор, видя, что его шуточная угроза возымела действие подозвал меня при ней и смеясь сказал:
– Да не бойся, ты. Я ведь пошутил. А любоваться такой красавицей всем не запрещается.. Правда Тома? – Тома засмеялась, показав ровные белоснежные зубы.
– Правда, правда, пока ты трезвый.
Я не рискнул поддерживать разговор и отошёл.
Через несколько дней, в воскресенье, мы с Володей Золотарёвым пошли обедать в столовую. Как только мы зашли в тамбур, внутренняя дверь открылась и здоровенный парень, с финским ножом над головой, бросился с криком на меня.
Я не помню кричал я или нет, наверное, не кричал, так как не успел сообразить, что происходит. Человек с ножом, вдруг увидел, что это не тот, кого он хотел убить, и со словами: "Фу ты, чуть не перепутал", – выбежал наружу. Это был Егор. За кем он гнался, мы так и не узнали.
"Меня не любишь, но зато тебя люблю я и берегись любви моей".
Услышали вы сейчас мелодию из оперы Бизе "Кармен"?
Что ещё сказать о Кривом Роге? Я последний раз был там в девяностом году, и он изменился и в то же время нет. Появились многоэтажные дома, дороги, троллейбус и даже Метро, чем-то уникальное, автобусное сообщение стало лучше. Но остались прежними рабочие посёлки с их маленькими перекошенными домиками, заборами, сложенными насухо из породы, грязными кривыми улочками и всё это с красным налётом. Прежними остались и их обитатели. Беспросветный тяжёлый и опасный труд, беспробудное пьянство, поножовщина ещё больше усилившаяся в годы "перестройки". XVII-XVIII века, если судить по книгам и фильмам.
В моём родном Кировограде было несколько таких районов: Чичёра,
Кузни и Солодка балка. Чичёру и Кузни снесли и на их месте построили новые районы, а Солодка балка сохранилась. Она находится на берегу
Ингула, ниже электростанции. Глиняные лачуги – землянки поднимаются вдоль крутого склона и напоминают рисунки Лермонтова на Кавказе, только на рисунках подчёркивается величие гор и сила духа горцев, а вид Солодкой балки угнетает своей убогостью и нищетой. Какие могут там жить люди, можно только представлять. Фраза одного нашего общего знакомого, что "бытие определяет сознание" там актуальна, как нигде.
Приехавши из Кривого Рога, мы засели за дипломные проекты. Тема дипломного проекта называлась "Общежитие на 100 мест" Я имел типовой проект такого общежития, и я всё содрал (скопировал) 1:1. Но кое какие задания надо было делать дополнительно. Руководил моим дипломным проектом преподаватель лет 35, но почти совершенно лысый и седой по фамилии Бубис. У меня с ним всё шло нормально, и мы друг к другу претензий не имели. Но у него на голове вырос жировик размером чуть меньше половины куриного яйца. Студенты затеяли игру, задавая вопрос: "Что это у Вас за шишка?"
Он терпеливо отвечал, но игра передавалась из года в год и ему она страшно надоела. Врачи и раньше предлагали ему операцию по её удалению, но он боялся хирургического вмешательства. Наконец решился, и операция прошла успешно. Игра закончилась? Нет. Ему опять стали задавать вопрос: "Говорят, что у вас была шишка на голове,
Куда она делась?" И Бубис решил из-за издевательств по поводу отсутствующей шишки уехать из Кировограда. При появившейся возможности он это и сделал. Некоторое время Бубис наслаждался отсутствием идиотских вопросов (он опять работал в строительном техникуме где-то в России). Но однажды какой то второкурсник опять ему задал вопрос: "Говорят, что у вас была шишка на голове, Куда она делась?" Он спокойно ответил, довёл до конца лекцию, зашёл в комнату преподавателей и ему стало плохо. Вызвали скорую, которая отвезла его в больницу, где у него обнаружили инфаркт. В техникум он не вернулся, пошёл работать в строительную организацию. В семидесятых годах он якобы уехал на постоянное жительство в Америку.