Все девушки любят опаздывать

Ульянина Ирина Николаевна

— У — у — у… — Я совсем приуныла, растерялась, и от этого закричала как ненормальная: — Нет, я очень, очень хочу познакомиться с твоей мамой именно сейчас! Безотлагательно! Сию секунду!

Мне было некуда деваться, ему — тоже. Нельзя сказать, что у Андрея совсем испортилось настроение, но лирико — эротический настрой испарился. Более он ко мне не прикасался — не обнимал и уж тем более не целовал.

Ничего более нелепого и натянутого, чем чаепитие с мамой Ткача, в моей жизни не происходило. Я не знала, о чем говорить, отвечала невпопад на элементарные вопросы, постоянно что — нибудь роняла: ложку, печенье,

крышку от заварочного чайника. В довершение всего я опрокинула на свое непросохшее платье розетку с вишневым вареньем.

— Позвольте, милочка, я застираю подол, а вы в моем халатике посидите, — предложила благонравная старушка.

— Нет — нет, оставьте, это невозможно! — гневно замахала я на нее руками, будто мать Ткача попросила меня о чем — то неприличном, например голой сплясать на столе. Потом у меня началась истерика, и я заверещала голосом бездарной артистки, дублирующей мексиканский сериал. — Я больше не хочу чая! Я тороплюсь домой! Андрей, отвези меня!

Наверное, степенная и интеллигентная мать Ткача решила, что я — припадочная, а потому не пара ее прекрасному сыну. О чем думал Ткач, осталось тайной: вез он меня молча — за всю дорогу не проронил ни звука. Только остановив автомобиль у моего подъезда, оскорбленно заключил:

— Я чувствую, Юлия, тебе не понравилась моя мама…

— Что ты?! Из чего ты сделал подобное заключение?! — бросилась я спасать ситуацию. — Очень понравилась, очень! Гораздо больше, чем выставка! — опять сморозила я глупость.

— Спокойной ночи, — холодно бросил мой несбывшийся роман и уехал. Даже до двери не проводил.

Как это опрометчиво: не поддаваться соблазну! Ведь он может и не повториться, меланхолично думала я, глядя вслед удаляющимся огням. Потом в груди закипел гнев — во всех моих бедах был виноват Сашка! И, поднимаясь по лестнице в квартиру, я разъярилась настолько, что готова была сбросить с нее папарацци!.. Первый раз в жизни мне повезло — я встретила умного, порядочного, благородного мужчину, своего спасителя! И вот… из — за этого ходячего недоразумения!.. Из — за этого фотоаппарата без объектива!.. Я залилась слезами, из — за которых даже не видела ступенек, а поэтому на каждой из них спотыкалась и почти что падала.

— Здравствуй, Юлечка, — выглянула из — за двери баба Глаша. — Что — то шибко поздно гуляешь! К тебе тут какой — то мужик приходил, — сообщила она.

— Да и пес с ним, — нелюбезно буркнула я, доставая ключ из кармана шубы.

Но дверь открывать не потребовалось: она сама с тихим скрипом распахнулась, как только я притронулась ключом к замочной скважине. За дверью звенели тишина и мрак. Из квартиры едва ощутимо тянуло неприятным, сладковатым запахом. Почему — то щипало глаза, а может быть, они просто воспалились от слез.

— Саша-а! — позвала я и сняла очки, вытирая ребром ладони веки и щеки.

Никто не ответил, и от этой молчаливой пустоты повеяло жутью. Я нашарила выключатель и торопливо нажала… Саша лежал поперек коридора в огромном багровом озере. Он по — прежнему был в одних трусах, но теперь они пропитались кровью. Будто купальщик с того света…

На секунду я остолбенела, уставилась в изменившееся, застывшее лицо папарацци. Потом заорала диким голосом и бросилась назад, вниз по лестнице, теряя на бегу туфли. Я оглохла от собственного воя. Всеми

фибрами души я надеялась, что Андрей еще не уехал: хотелось запрыгнуть в его машину и умчаться подальше от кошмара. Но двор был пуст и, поскользнувшись, я растянулась на асфальте. Рухнула, как Александр Анисимов…

Глава 8

ПОДОЗРЕВАЮТСЯ ВСЕ

«Скорую помощь» и милицию вызвала баба Глаша, она же, еще до приезда врачей, определила:

— Парень — то жив, дышит, только тяжело ему, сердешному!

«Сашенька, зачем я только звала тебя к себе, зачем гнала и проклинала? Накликала беду!» — шептала я, терзаясь и изнывая от страшной непоправимости случившегося. Не надо было ездить на выставку. Не стоило нагло врать Ткачу. Пусть бы он увидел папарацци в моей постели, пусть бы оскорбился и покинул меня навсегда, зато парень остался бы здоровым и невредимым!.. Но что толку от моего запоздалого раскаяния, от ливня напрасных слез?!

Когда прибыли оперативники, я была практически невменяемой: едва сумела назвать свое имя и отыскать паспорт.

— Отойдите! Перестаньте топтаться на месте преступления! — прогнал меня из моего собственного коридора эксперт и нагнулся над Сашей.

Фотограф из следственной группы защелкал затвором, замигала вспышка. В этом было нечто противоестественное: один фотограф снимал другого фотографа, а у того больше не было камеры, и жизнь его висела на тоненькой ниточке… Эксперт поделился соображениями с напарником:

— Похоже, пострадавшего пырнули прямо возле двери, и он не сопротивлялся, следов борьбы нет. Но почему так много ножевых ранений? Маньяк действовал, что ли?

— Убийство с особой жестокостью, — равнодушно подтвердил второй мент.

— Это не убийство, это покушение, Саша жив, он выживет, — горячо заговорила я.

— Кем вам приходится пострадавший? Мужем? — спросил мент.

— Нет… Просто друг.

— Понятно, сожитель, — заключил оперативник и с хмурым недоумением стал рассматривать мою экзотическую экипировку. Я стояла в шубе, но босиком и в совершенно изорвавшихся колготках, хотя баба Глаша подобрала мои туфли в подъезде и просила их надеть.

— Не сожитель, а друг! — настаивала я на своем.

— Пройдите в кухню и сядьте, — сухо приказал мент.

— Юлечки не было дома, а в дверь к ней постучался мужик, — включилась в разговор соседка. — Я ему говорю: чего надо? Не открывают, значится, никого нет. Ступай, откуда пришел! — принялась давать показания баба Глаша. — Он, кажись, ушел, а когда Юля вернулась, дверь оказалась нараспашку.

— Как он выглядел? — заинтересовался оперативник.

— Забулдыга, одно слово. С лица не старый, крепкий, а одет плоховато: в коричневый ватник и такие же теплые стеганые штаны. На голове шапка вязаная, черная.

Я встрепенулась:

— Не наш ли это дворник?

— У нас, Юлечка, не дворник, а дворничиха, Мария Филипповна, она в пятой квартире живет, — возразила баба Глаша. — Неужто ты не знала?

— Ну как же? Я сама разговаривала с дворником в коричневом ватнике. Это было… в понедельник рано утром, я мусор выносила. И сегодня вечером я видела, как он подметал рядом с подъездом… Знаете, меня еще удивило, что этот человек всегда в темноте работает!.. И потом он такой… не типичный для дворника… рассуждает здраво…