Все для вас
Шрифт:
В круглосуточном магазине встречались люди с разными историями. Кынбэ сразу замечал досаду и тревогу, которые они сдерживали внутри, и старался разговорить таких посетителей. Когда у него получалось, их было уже не остановить. Они разрывались словесным потоком, словно лопнувший воздушный шар.
Одним из них был хозяин мясного ресторана неподалеку. Приходил он каждый день примерно к девяти вечера и сидел за уличным столиком, попивая пиво с сочжу и сокрушаясь: из-за пандемии ресторанный бизнес выживал с трудом. Кынбэ сразу захотелось посидеть рядом с ним и поговорить о том о сем. Ему рассказывали, что так Токко познакомился с одним мужчиной, который тоже выпивал
Характер у Чхве оказался не из простых: настоящий упертый старый хрыч, к тому же истеричный. Но и Кынбэ был не так-то прост: он мог справиться и с проблемными посетителями, и с директором театра, который пользовался своим положением, и тем более с этим старым хрычом.
Выждав момент, он ринулся в бой и все-таки услышал историю Чхве. Оказалось, что дела в ресторане шли плохо и от этого он потерял уверенность в себе. Это был самый обычный отец, который переживает о будущем семьи, когда его не станет. Притом Чхве отказывался признавать свое упрямство и накричал на продавца, как тот попытался вразумить его. Ну ничего, хотя бы получилось рассказать ему о яде тревоги, который не должен отравлять жизнь Чхве.
Мама всегда ему говорила:
«Зависть – это рак, а тревоги – яд. Жизнь и без того непростая штука. Живи настоящим и смотри только на себя».
Кынбэ хорошо запомнил эти слова, которые стали своего рода девизом их небольшой семьи. Он был грузным неуклюжим подростком, не пользовался популярностью да и учился посредственно. Но, несмотря на всю присущую ему эмоциональность и тягу к рефлексии, он не допускал и мысли о зависти. Тревоги о будущем росли как снежный ком: «Кем я стану? Что буду делать, когда мама умрет? Зачем вообще на свет рождаются такие, как я? Чтобы влачить жалкое существование? А что, если я не смогу поступить в университет? Стану ли я тогда достойным человеком?»
Стал. Выжил. Отбросив всю зависть и тревоги, Кынбэ не заболел раком и не испил яда. Конечно, в жизни хватало забот, да и люди часто пренебрегали им. Но в такие моменты он вспоминал слова мамы о том, что все в жизни идет от самого человека и никакие переживания не стоят и выеденного яйца. Он был спокоен и уверен, и люди уже не могли пренебрегать им. Кынбэ решил сосредоточиться на настоящем, на своей работе – и все тревоги канули в небытие.
По ночам Кынбэ часто думал о маме. К несчастью, как правило, на ум приходили моменты, когда он проявлял себя не с лучшей стороны. Квак как-то сказал, что круглосуточный магазин еще универсальнее, чем универмаг, потому что в нем тысячи разных товаров. И каждый из них напоминал Кынбэ о женщине, которая его воспитала. Даже обычные кусачки навевали ностальгию: мама всегда говорила, что стричь ногти на ночь – плохая примета. А еще знала суеверие, что нельзя выбрасывать их куда попало, иначе крысы сгрызут и превратятся в того, чей ноготь съели. Были у нее и собственные любимые кусачки, которые отлично помогали подравнивать ногти. Мама все делала хорошо, и она в одиночку вырастила хорошего сына. Кынбэ хотелось выйти на сцену без маски, как просила эта бесконечно дорогая сердцу женщина, чтобы доказать ей, что она может гордиться им.
Однако в следующий раз она приехала в Сеул не на его спектакль: ее подкосила болезнь. Ей требовалось длительное лечение, которое могли предоставить только в крупной столичной больнице. В этот момент жизнь Кынбэ будто остановилась. Они двигались
Вылечить рак оказалось непросто. Кынбэ забросил все и проводил ночи в больничной палате на шестерых человек, лежа у ее постели на раскладушке. После выписки они поселились в комнате Кынбэ в Намчхан-доне. Мама была очень довольна: говорила, что, когда они жили в соседнем районе, она заботилась о нем, а сейчас наоборот.
Но он смотрел на маму и видел, как сильно изменилось ее лицо после лечения. Кынбэ находил в ней сходство с самим собой, когда он стоял на сцене в маске, и ему отчаянно хотелось, чтобы когда-нибудь она сняла свою и к ней вернулось ее истинное лицо.
Вскоре к нему наведался Пак, принеся с собой неизвестный молодежный роман: по его словам, права на него он приобрел у одного писателя, с которым познакомился случайно. Произведение вышло в свет сравнительно давно. Пак собирался поставить на его основе пьесу и предложил Кынбэ главную роль, подчеркнув, что на нее подходит именно он. Похоже, руководитель старался помочь подчиненному. Неужели ему в нужный момент подвернулась удача? Или, может, уже слишком поздно начинать карьеру в таком возрасте?
Сценарий для пьесы оказался не хуже, чем сама книга, и уже на первых чтениях Кынбэ неожиданно познакомился с его автором. Им оказалась актриса, игравшая когда-то главную роль в пьесе Кима Соцгора. Она окончила тот же университет и иногда встречалась с Кынбэ и Кимом в баре на Тэханно. Фамилия ее была Чон, и она совсем недавно дебютировала в качестве драматурга. Только с чего вдруг ей отказываться от актерской карьеры? Хотя, может, она и мечтала именно о драматургии? Кынбэ всегда симпатизировал ей, а сейчас проникся еще большим интересом.
К несчастью, чтения он напрочь провалил, получив замечание, что играет персонажа будто на утреннике. Кынбэ покраснел, ему захотелось поскорее снова надеть маску динозавра и скрыться от всех, особенно от сценаристки, которая была ему симпатична.
После репетиции он вернулся домой, к маме. Похвастался, что наконец-то выйдет на сцену в своем настоящем виде, без маски. К его удивлению, оказалось, что мама знала автора оригинального произведения и несколько его книг даже были у нее в лавке. Правда, молодежного романа среди них она не припоминала. Тогда Кынбэ дал ей эту книгу.
Прочитав ее, мама удивилась, что Кынбэ получил роль ученого. На самом деле она всегда мечтала о похожей судьбе для сына, но, видя, что он смог выучить таблицу умножения только в пятом классе, оставила надежды. Кынбэ порадовался тому, что забросил математику, а не театр, и был благодарен Паку за такое своевременное предложение. Ему очень хотелось, чтобы мама увидела сына в белом халате ученого на сцене, и она ответила, что, конечно же, придет на него посмотреть, только будет лучше, если Кынбэ немного похудеет.
Благодаря поддержке Пака и режиссера и критике сценаристки Чон он постепенно вживался в роль отца главного героя. К Кынбэ возвращался тот запал, с которым он выходил на сцену в университетские годы. Как-то к ним на репетицию зашел Ким Соцгор и был невероятно удивлен метаморфозами Кынбэ: к другу вернулся энтузиазм и форма того юного первокурсника, который так любил поесть. Еще больше Кима удивило то, что Кынбэ отказался от пива и курицы, которые тот принес.
Ким Соцгор засыпал спектакль похвалами, заявив, что их дело обречено на успех, ведь над ним трудятся Кынбэ и Ингён, а их актерский талант заметил именно он. Пьеса была важна для всех, и все понимали, какое значение она имела для Кынбэ.