Все или ничего
Шрифт:
Гнев и страсть боролись в его душе. Алекс стремился только к собственному удовлетворению. Стиснув зубы и напрягая мускулы ягодиц, он со всей силой вонзался в Дженни.
Наконец, весь в поту, не слыша собственного голоса, он взмыл в финальном экстазе и в полном изнеможении повалился на Дженни.
Она спихнула его с себя.
— Больше не приходи сюда, сукин сын!..
— Ты что? — удивленно спросил он, задыхаясь, как после десятимильной пробежки.
Дженни встала и окинула его сверху уничижительным взглядом. На ногах у нее по-прежнему были атласные туфельки на каблуках. Роскошное тело блестело
— Ты назвал меня Морин.
— Нет.
— Вообще-то мне плевать, каким именем ты меня называешь, но нельзя быть таким грубым! Не ты мне нужен, Алекс, малыш, не забывай, а наоборот…
Он взглянул на девушку. Дженни сама выбирала себе любовников — это знали все.
— Прости. — Он натянул брюки, потом подошел к бару, налил себе виски в высокий бокал и плюхнулся на диван.
— Ты что, действительно по ней страдаешь?
— Да.
— Так в чем же дело? Женись на ней. Между нами все останется без изменений.
— Это не так просто. Она знает, что я хочу купить ее ранчо. Мне надо быть очень осторожным. Я не хочу, чтобы она думала, будто я женюсь на ней из-за ее земли.
— Но это так.
— Да. Нет. Да.
Дженни хитро улыбнулась и села рядом с ним, нарочно задев грудью его руку.
— Итак, наш маленький Алекс наконец влюбился?
— Я хочу ее. Так хочу, что нет сил! — Он отхлебнул виски. — Господи, как бы это было здорово! Я наконец получил бы ее землю. Мать на коленях приползла бы ко мне, умоляя, чтобы я взял на себя управление обоими участками. Ты не представляешь, как давно я об этом мечтаю!
— Тогда хватит мечтать и делай что-нибудь.
Александр уныло уставился в свой бокал.
— Я бы все отдал, лишь бы обставить мать. Всего один раз она смотрела на меня с уважением — на барбекю. Это длилось один краткий миг, но мне еще никогда не было так хорошо.
— Ты сможешь это сделать, Алекс. Я знаю.
— Я пытаюсь. Но Морин вбила себе в голову, что должна сама управлять этим ранчо. Мне надо ее разубедить. — Он заглянул в серьезное лицо Дженни. Эта женщина была на его стороне. Вот почему она ему нравилась. И еще потому, что умела держать язык за зубами. Он мог ей довериться. Дженни была настоящим другом… и единственным. — Я подкупил Уэса Рейнольдса, чтобы он не слишком заботился о ее животных и о ее деньгах. В конце концов она поймет, что ей не справиться с таким большим хозяйством, и благосклонно выслушает мое предложение о замужестве.
— Гм-м. — Дженни сомневалась в том, что эта идея даст результат. По-моему, ты зря взялся за это в одиночку.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе нужна помощь. Ты знаешь, я очень хочу, — чтобы ты обставил свою мать. С этой старой суки давно пора сбить спесь. У меня с ней свои счеты.
Он игриво коснулся ее подбородка.
— Да, она тебя никогда не любила. Белая рвань — вот как она тебя называет.
Дженни зло прищурилась:
— Высокомерная стерва! Ее не мешает немножко проучить. У меня есть друзья, они смогут тебе помочь — если хочешь.
Александр задумался над этим предложением. Он хорошо представлял, о ком говорит Дженни. Впервые в жизни он получил реальный шанс победить свою мать. Но одному здесь не справиться. Он уже зашел в тупик и не знал, как из него выбраться. Если ему помогут, у него будет все:
— Да, я хочу.
Глава 18
Брендон Уильямс сидел во главе длинного стола в конференц-зале на верхнем этаже сверкающей башни из стекла и стали, известной как Первый трастовый банк Далласа. Брендон владел не только этим небоскребом, но и четырьмя филиалами банка. Однако ему от этого было не легче.
С 1982 года он наблюдал, как буксует экономика Техаса.
Инфляция непомерно взвинтила цены на бурение нефтяных скважин, и с июня этого года Брендон начал планомерно распродавать свое имущество, мудро рассудив, что даже в хорошие времена ему не справиться с такими огромными владениями.
Империя Брендона строилась на доходах от нефти, газа, скотоводства и банковского дела. Он получал свыше миллиарда долларов в год, и его личное состояние приближалось к четыремстам миллионам. Пора было сдавать позиции. Его долг составлял около пятисот миллионов. Он продал почти половину своего нефтяного производства и сократил количество рабочих с тысячи до двухсот человек, закрыл компанию по поставке труб; избавился от двух с половиной миллионов акров пастбищных земель, которые собирал по всему Техасу и в Вайоминге, продал на аукционе тысячу двести голов скота за шесть миллионов долларов, оставив себе только банк, собственное ранчо и несколько нефтяных скважин, чтобы начать все сначала, когда времена изменятся к лучшему.
Сегодня он подписал бумаги, избавлявшие его от реактивного самолета «лир», автомобиля «порше» и дома в Хьюстоне.
В последний месяц Брендон поменял сферу своих интересов и купил телекоммуникационную компанию, которая должна была связать главные города Техаса. Он подсчитал, что компания будет убыточной только год или меньше, а к концу 1988 года принесет доход в семьдесят миллионов.
Брендон внимательно выслушал доклад последнего члена правления своего банка.
— Если это все, джентльмены, — сказал он, и все дружно кивнули в ответ, — то мне пора на самолет.
Все потянулись из комнаты, кроме Эда Пирса, исполнительного вице-президента и правой руки Брендона.
— А может, останешься в Далласе и встретишь Рождество с нами? Дети будут рады.
Брендон улыбнулся:
— Наверное, Лоретта опять собирается меня с кем-то познакомить?
— Ну, ты же ее знаешь. Она считает, что люди не должны на Рождество сидеть в одиночестве.
— Я буду не один.
— Да? — Эд с интересом посмотрел на Брендона. — Я ее знаю?
— Нет.
— Неужели кто-то заставит тебя отказаться от привычки уединяться по праздникам? Это, должно быть, необычная женщина.
— Да, ты прав. Она необычная. Только пока об этом не знает.
— Что? — На лице Эда отразилось недоумение.
— Да так, ничего. Долго объяснять.
— Ну ладно, — Эд пожал плечами, — ты возьмешь с собой какие-нибудь папки?
— Да, просмотрю заявки, которые мы получили. И запомни: в ближайшие полгода — никаких кредитов нефтяным компаниям. Надо подождать. Я хочу, чтобы ты лично проследил за этим.
— Конечно, прослежу.
— Осторожность не помешает.
Эд покачал головой: