Все Кавказские войны России. Самая полная энциклопедия
Шрифт:
И все же долголетнее пребывание на Кавказе позволило новому командующему отказаться от непродуманных нововведений и продолжить дело, начатое Ермоловым и Воронцовым. Тактика постепенного наступления на непокорные районы в сочетании со стремительными короткими ударами по наиболее уязвимым местам в обороне противника дала положительные результаты. Линии новых просек, возведение укреплений Хаби-Шавдонского и Шахинского, охладили воинственность многих чеченских племен. Против непокорных в декабре 1856 года была предпринята экспедиция под руководством генерал-лейтенанта Н.И. Евдокимова. Она проникла в самые дикие районы Малой Чечни и истребила до 20 аулов, служивших базовыми центрами мятежников, которые были вынуждены уйти в горы.
В 1858 году Барятинский, поручив Евдокимову вести отвлекающие действия, сам с главными силами совершил
Шамиль отвел свои силы на юг, сделав резиденцией Ведено. Параллельно он объявил всеобщую мобилизацию чеченцев и дагестанцев на борьбу с «неверными». К концу года ему удалось собрать под свои знамена более 12 тысяч мусульман. Ведено было превращено в крепость на подступы к которой прикрывались множеством завалов, оборонявшихся сменными гарнизонами.
В первый день 1859 года по приказу Барятинского Евдокимов тремя колоннами двинулся на противника. Установив наличие и начертание завалов, генерал обошел их частью сил с флангов и тем заставил горцев отступить без сопротивления. Так, продвигаясь шаг за шагом, 19 марта русские войска приступили к осаде Ведено. Двенадцать дней спустя резиденция имама была взята штурмом. Но среди убитых и пленных Шамиля не оказалось. С большим отрядом телохранителей и ближайших сподвижников он заблаговременно бежал в Дагестан, где обосновался в ауле Гуниб, также превратив его в крепость.
После этого Барятинский по делам службы выехал в Петербург, где кавказские дела обсуждались на самом высоком уровне. В очередной раз императором было высказано пожелание усмирить Кавказ любой ценой. Командующий просил новых войск и денег, ему дали и то, и другое.
4 июня Барятинский вернулся в Грозную. К тому времени обстановка в Чечне еще более нормализовалась. Желая убедиться в этом, наместник совершил поездку по Аргунской линии, большой Чечне и Ичкурии. После того он докладывал военному министру Сухозанету: «Проезжая везде с одним только почетным конвоем и большей частью в экипаже по разработанным новым дорогам, я мог собственными глазами убедиться в огромных успехах, сделанных в последние месяцы в этом крае. По всему ущелью Аргуна до укрепления Евдокимовского высечены в скалах дороги с прочными мостами и предмостными башнями.
В Ичкерии проложенная широкая просека переменила, можно сказать, сам характер этого горного края. Прежние недоступные леса Ичкерии уже не составляют более преграды движениям нашим войскам, и везде, где я проезжал на протяжении от Грозной через Шали, Таузин, Ведено, Эргеной в Дарго, жители, столь недавно еще считавшиеся нашими непримиримыми врагами, выбегали ко мне навстречу.
Неприятель не оказывает пока сопротивления, но с появлением передних наших войск селения предаются огню. Мехельта, Сиух, Анди уже сожжены. По имеющимся сведениям Шамиль собрал силой семейства гумбетовцев и андийцев в укрепленное место на левой стороне Андийского Койсу, на горе Килятль и в аулах Ичикали, а скот угнан на правую сторону реки. Переправа через Андийское Койсу укреплена».
Движение русского отряда Н. И. Евдокимова на Ведено
Для самого Шамиля, как видно, судьба дальнейшей борьбы с Россией уже была предрешена. Имам не верил в ее успех. Через доверенное лицо он попытался связаться с русским послом в Константинополе князем Лобановым с тем, чтобы выговорить для себя условия при прекращении борьбы. Для России это было очень важно в свете проводившейся ею политики в Европе. По этому вопросу канцлер Горчаков писал Барятинскому: «Если бы вы дали нам мир на Кавказе, Россия приобрела бы сразу одним этим обстоятельством в десять раз больше веса в отношениях Европы, достигнув этого без жертв кровью и деньгами. Во всех отношениях момент этот чрезвычайно важен для нас, дорогой князь. Никто не призван оказать России большую услугу, как та, которая представляется теперь вам».
Но, по-видимому, переговоры в Константинополе не дали результатов. Россия была вынуждена собственными силами решать проблемы, стоявшие перед ней на Северном Кавказе. Но решить их было практически
Капитуляция Шамиля
После потери Ведено власть Шамиля над горцами практически была потеряна. Одни аулы встречали имама крайне холодно, предоставляя ночлег и пищу лишь в силу обычая. Другие вообще отказывались принимать. Но были случаи и откровенной враждебности. Так, когда имам с верными мюридами проезжал через земли куядинского общества, жители встретили его с оружием в руках. Завязался бой, в котором Шамиль потерял несколько человек убитыми, 32 лошади, тюк с серебром и много другого имущества. Опечаленные такой встречей, многие мюриды тайно покинули своего вождя и разбрелись по окрестным лесам, и лишь немногие, самые верные, последовали за ним в Гуниб.
Слухи о поражениях имама быстро разнеслись повсюду. Слабых в горах не любили и боялись мести победителей. К Барятинскому почти ежедневно прибывали различные местные правители и делегации, прося пощады и заявляя о своей готовности служить России. Главнокомандующий принимал всех и был милостив.
Наибы Шамиля
Русские войска наступление вели одновременно с трех направлений. С Чечни двигался отряд генерала Евдокимова, с востока наступал Дагестанский отряд генерала А.Е. Врангеля, третий отряд — Лезгинский, шел с юга по Андийскому ущелью. В отличие от экспедиции Воронцова 1845 года, на этот раз особое внимание уделялось коммуникациям. По всем маршрутам движение русских отрядов прокладывались дороги, строились временные укрепления, выставлялись посты. Была сооружена переправа через Андийское Койсу с возведением рядом с ней укрепления, получившего название Преображенского. Оно устанавливало контроль не только над важным участком реки, но и над значительной частью прилегавшей к ней местности.
28 июля к генералу А.Е. Врангелю с выражением покорности прибыла депутация от знаменитого в горах сподвижника Шамиля тилитлинского кадия Кабит-Магомы. Этот наиб, отличавшийся своей религиозностью и суровостью, пользовался огромным уважением горцев и считался одним из самых влиятельный людей в нагорном Дагестане. Отход его от имама означал резкое снижение авторитета последнего и послужил примером для других правителей и простых мюридов.
Вместе с Кабит-Магомой в русский лагерь приехал и его брат Муртузаали, который до этого некоторое время находился у Шамиля в Гунибе. Он, между прочим, сообщил, что в карахском лесу спрятана часть имущества имама, которым можно завладеть. Русское командование предложило ему действовать, привлекая для этого тилитлинцев. Охотники нашлись быстро. Небольшой отряд Муртузаали скрытно пробрался в лес и внезапным налетом перебил находившуюся там охрану. Произведя раскопки в разных местах, удачливые искатели сокровищ обнаружили 15 вьюков с 15 тысячами рублей серебром, много золотых и серебряных вещей и прочего ценного имущества. Все это с согласия русского командования было разделено между жителями Тилитла, считавшими себя пострадавшими от власти Шамиля.
31 июля в русский лагерь явился правитель Анкраталя наиб Бакрак-Али. Он просил принять присягу на верность России от жителей девяти аулов. Предложение было принято с условием предоставления заложников, выдачи всех русских пленных, орудий и тяжелых крепостных ружей. Эти условия Бакрак-Али были приняты и быстро выполнены.
7 августа в лагерь русского главнокомандующего с повинной прибыл султан элисуйский Даниель-бек, пять дней назад сдавший свою резиденцию Ириб войскам генерала А.Е. Врангеля. Этот человек, уже однажды присягавший на верность России и имевший чин генерал-майора, изменил присяге и в июне 1844 года стал на сторону Шамиля. Теперь же он был в простой черной одежде, без присущих его положению знаков отличия, но при оружии, полный смирения. Сняв оружие, он вошел в шатер Барятинского с просьбой о помиловании. Но, получив его, вышел с гордо поднятой головой. Спустя некоторое время Даниель-бек рассказывал, что князь благодарил его за беспрепятственный пропуск войск через Ирбит, в котором имелось всего семь орудий и гарнизон в полсотни человек.