Все могло быть иначе
Шрифт:
— Андреа говорила мне, что вы сейчас работаете над специальным проектом в связи с приближением двухсотлетия смерти Моцарта, — сказала Кэрли, по-прежнему стараясь перевести разговор в безопасное русло.
Виктории стоило огромных усилий пуститься в разговор на эту тему, который и занял у них всю оставшуюся дорогу.
Кэрли затаила дыхание и тихо двигалась по комнате к постели Андреа, частично из боязни разбудить ее, а больше из-за шока от увиденного. Девочка выглядела очень хрупкой и совсем бледной. Как всего
Андреа пошевелилась и открыла глаза.
— Мама?
Кэрли подошла к кровати и встала на колени, не решившись сесть рядом с Андреа, боясь причинить ей неудобство.
— Я вылетела на следующий же день после звонка Дэвида.
Андреа нахмурилась.
— Я говорила ему, чтобы ты не приезжала, так как Шон и Эрик остались одни.
— Твои братья в состоянии позаботиться о себе сами, от этого они только повзрослеют. В конце концов, они уже не маленькие.
Кэрли убрала волосы со лба дочери.
— Во сколько тебя завтра отвезут в больницу?
Андреа перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок.
— Я не поеду.
— Но Виктория сказала...
— Меня не волнует, что она сказала. Я туда не поеду и все.
— Почему ты так упрямишься?
— Потому что знаю, как они лечат. Я знаю, что они со мной сделают.
Кэрли вздрогнула.
— Хорошо, но я не знаю и хотела бы все поскорее услышать от тебя, — сказала Кэрли, поправляя одеяло.
— У нас в классе была девочка, у которой в прошлом году обнаружили рак. После операции она прошла очень сложный курс химиотерапии. Потом она так разболелась, что бросила школу.
Андреа повернула голову и пронзила мать умоляющим взглядом.
— До окончания учебы осталось несколько недель, мама, я не хочу, чтобы со мной случилось то же самое.
— Думаю, в госпитале можно элементарно продолжить обучение, a я тебе помогу и Дэвид тоже.
Кэрли сопроводила сказанное одобрительной, как казалось ей, улыбкой.
— Обещаю тебе, что так или иначе, ты будешь учиться в Оксфорде.
— У меня нет шансов. Осталась лишь пара недель.
— Любимая, за пару недель можно сделать...
Кэрли остановилась, увидев улыбку Андреа.
— Что случилось?
— Ты всегда произносишь «любимый» или «любимая», когда хочешь повлиять на кого-то из нас.
— Неужели я так прозрачна?
— Иногда. Шон говорил, что ты его назвала «любимым» двадцать раз, пока он был болен.
Кэрли улыбнулась.
— Хорошо. Долой слово «любимая». А как насчет «малышки» вместо него? Или еще лучше «сладкая моя»?
Андреа громко рассмеялась.
— Почему бы не заменить на что-нибудь более нежное, к примеру —
— Что здесь за шум? — спросил Дэвид, появившись в дверях.
Сердце Кэрли встрепенулось и забилось сильнее, когда она обернулась и увидела его.
Когда они приехали, Дэвид был все еще в больнице.
— Андреа испортила всю мою прическу.
Кэрли подвинулась, чтобы занять позу поудобнее.
— Боюсь, что мои колени приросли к полу.
Дэвид вошел в комнату, подошел к постели Андреа и внимательно посмотрел на нее.
— Что думаете об обеде в китайском ресторане?
Девочка состроила гримасу.
— Я не очень голодна.
— Возможно, это будет одним из последних твоих развлечений на ближайшее время.
Кэрли от неожиданности раскрыла рот. Как он может так разговаривать с ней? Разве Дэвид не знает, как она несчастна?
— Из всего, что я успела прочитать в самолете не следует, что именно так и случится, — сказала Кэрли еле сдерживая гнев в голосе.
— В случае с Андреа именно так все и будет.
Все еще глядя на Кэрли, Дэвид сказал Андреа.
— По-видимому, ты не говорила маме, какие у нас перспективы.
Кэрли не могла поверить в то, что услышала. Это был совсем не тот человек, с которым она общалась перед отъездом домой, даже несколько часов назад он был таким обезумевшим от случившегося, что не мог говорить по телефону без слез.
— Я только что приехала, — сказала Кэрли, сдерживая обиду. — И мы успели поговорить лишь об ее отказе лечь в больницу до окончания учебного года.
Теперь взгляд Дэвида переместился на Андреа.
— Я говорил, у нас нет выбора. Ты пойдешь в больницу, если даже мне придется волочить тебя туда, дрыгающую ногами и плачущую. И я буду помогать пичкать тебя Богом проклятыми лекарствами.
Только теперь Кэрли поняла, что происходит с Дэвидом. Он боролся, единственным способом, который знал, со своей растерянностью и горем. Если химиотерапия является для девочки последней надеждой, то о чем же тогда говорить и чего ожидать?
— Я думаю, Дэвид прав.
Андреа повернулась спиной и к матери, и к Дэвиду.
— Почему вы не считаетесь с моим мнением, ведь это касается лично меня?
Дэвид с досадой потер ладонью шею.
— Потому что я люблю тебя больше, чем ты любишь сама себя.
Его голос стал мягче, но напряженнее.
— Я уже говорил тебе, что ни за что не допущу даже малейшего риска потерять тебя.
Андреа свернулась в клубочек, колени к подбородку, ладони прижала к щекам.
— Я устала, — сказала она. — И хочу спать.
— Так я понимаю, что ты с нами не пойдешь? — констатировал Дэвид.
— Хватит, — запротестовала Кэрли, ошеломленная всем увиденным и услышанным.
— Хорошо, — ответил Дэвид Кэрли, а Андреа кивнул:
— Я зайду к тебе попозже.