«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает
Шрифт:
— Хорошо бы перейти на действия ночью, — предложил Лесняк.
— А что предлагает командир третьей эскадрильи? — спросил Суржин.
— Надо добиваться, чтобы нас прикрывали истребители, — ответил Богомолов.
Заместители командиров эскадрилий и штурманы предложили не ограничивать ведущих групп и экипажи в выборе маршрутов полета к цели, высоты удара, направления захода и ухода от целей, а также использовать для ухода от атак истребителей противника облачность.
Выслушав всех, Суржин ответил:
— Конечно, я буду добиваться, чтобы нас прикрывали наши истребители, но особенно на них не рассчитывайте. В ВВС 24-й армии всего
9 августа полк двумя эскадрильями под прикрытием четырех МиГ-3 бомбил скопление пехоты и танков на северо-западной окраине Ельни. Я возглавлял правое звено в эскадрильи, которую вел Лесняк. На боевом курсе нас интенсивно обстреляла зенитная артиллерия. Атаки двух пар «мессеров» успешно отбили истребители сопровождения и стрелки-радисты. Третья эскадрилья, атакованная истребителями противника, оказалась без прикрытия и после сбрасывания бомб ушла в облака. В воздушном бою стрелок-радист старший сержант Листратов сбил один истребитель противника. На аэродром наша эскадрилья возвратилась благополучно, только четыре самолета получили по пять-десять пробоин. Из третьей эскадрильи на аэродром возвратились только три бомбардировщика, два самолета были сбиты над целью, а три из-за повреждений произвели посадку на других аэродромах [7] .
7
ЦАМО РФ, ф. 57 бап, оп. 201905, д. 1, л. 2.
За обедом летчики, штурманы и стрелки-радисты, еще возбужденные боем, громко обсуждали прошедший боевой вылет, ладонями рук показывали маневрирование атаковавших нас истребителей и действия своих бомбардировщиков.
— Ну как, Осипов, до тебя дошло, что нам грозит? — спросил Лесняк.
— Дошло, — ответил я.
— Что дошло?
— То, что неизвестная опасность — это не столько опасность, сколько неизвестность, — ответил я.
— Ты обратил внимание, что летчики, не представляющие всей глубины того, что нам грозит, действуют смелее, чем те, кто осознает размеры опасности?
— Да, заметил, но последние действовали в бою более правильно и сознательно, — ответил я.
Опыт, опыт, опыт. Дорого он нам доставался и каждому по-разному. Если летчик Л. при первых разрывах зенитных снарядов цепенел и забывал о времени и пространстве и не мог оторвать взгляда от разрывов до тех пор, пока огонь не прекращался, то другие мгновенно оценивали обстановку, овладевали положением и начинали маневрировать и действовать по обстоятельствам.
В тот же день вечером наша эскадрилья под прикрытием пяти МиГ-3 нанесла удар по войскам противника, сосредоточенным в районе Петруши и Ушаково. На цель летели против солнца, что затрудняло прицеливание. Противник встретил нас зенитным огнем еще до линии фронта. Между самолетами непрерывно разрывалось по восемь-двенадцать снарядов одновременно. Преодолев сосредоточенный зенитный огонь, эскадрилья успешно нанесла удар по живой силе и автомашинам противника и благополучно возвратилась на аэродром [8] .
8
ЦАМО
За освобождение Ельни
После трех боевых вылетов мы начали сами разбираться в наземной и воздушной обстановке на направлении боевых действий. На Ельнинском выступе немцы имели несколько сот танков, много полевой артиллерии. Войска противника находились в многочисленных траншеях, укрытиях и организованно прикрывались зенитной артиллерией и истребителями, которые патрулировали за линией фронта и быстро наращивали силы вылетами с ближайших аэродромов.
Войск и боевой техники у противника было так много, что порой не верилось, что у 24-й армии хватит сил для окружения и уничтожения вражеской группировки.
В то время как почти по всему фронту наши войска отступали или оборонялись, наступательные действия 24-й армии вселяли в нас надежды на перелом в войне и поднимали настроение, несмотря на тяжелые потери и досадные недостатки в организации и управлении боевыми действиями авиации. С нетерпением мы ждали сообщения с описанием наших тяжелых потерь 8 августа. Наконец, в вечернем сообщении Совинформбюро мы прочитали:
«Наша авиация в течение 9 августа наносила удары по мотомехчастям и пехоте противника и атаковывала его на его аэродромах. В течение 8 августа уничтожено 14 немецких самолетов. Наши потери — 12 самолетов».
Конечно, мы понимали, что сообщения Совинформбюро предназначались в основном для поддержания морального духа населения и для зарубежной общественности, но, находясь на фронте, нам хотелось читать сообщения и о действиях своего полка.
Летчики, штурманы и радисты, возвратившиеся со сбитых самолетов в полк, рассказывали, что не все члены экипажей подожженных самолетов сумели благополучно покинуть самолет с парашютами. В связи с этим с летным составом было организовано занятие по технике покидания подбитого или горящего самолета. Занятие проводил начальник парашютно-десантной службы нашей эскадрильи лейтенант Иван Дьяченко.
Охотник и весельчак Дьяченко был признанным балагуром всего полка, не унывал он и после того, как выпрыгнул из горящего самолета над Ельней и похоронил своих погибших товарищей Алексеева и Биньковского, — он по-прежнему «загибал» и беззастенчиво врал по любому поводу.
— Не думайте, что покинуть горящий самолет с парашютом легко. Отделившись от самолета, следует сделать затяжку, чтобы не дать расстрелять себя истребителям противника. На высоте триста-четыреста метров надо рвануть кольцо и, когда купол парашюта раскроется, следует достать пистолет и приготовиться к приземлению, — с вдохновением рассказывал Дьяченко.
— А что делать, если купол парашюта не раскроется? — задал вопрос летчик Устинов.
— Еще раз с силой рвануть кольцо.
— А если опять не раскроется? — не отставал Устинов.
— Тогда надо покрепче взяться руками за штаны, — ответил Дьяченко.
— Зачем за штаны? — недоуменно спросил Устинов.
— Чтобы прилично выглядеть. А то подойдет девушка посмотреть на безвременно погибшего авиатора, а у него штаны лопнули. Она и отвернется. А если будешь крепко держаться за штаны, то все будет в порядке.