Все они почему-то умирали

Пронин Виктор Алексеевич

Степан как-то сразу резко переменился – уже не гневался на Объячева, сделался спокойным, усталым. Поставив локти на колени, скрестил тяжелые, натруженные ладони, он, казалось, просто ждал, пока Пафнутьев уйдет и оставит их с Васылем вдвоем.

«А как пылал, как горел всего две минуты назад!» – изумился Пафнутьев.

* * *

Самое большое удивление, самая ошарашивающая неожиданность подстерегала Пафнутьева все-таки не в этом доме, где, казалось, все было пропитано какими-то тайнами, недомолвками, загадочными превращениями и перепадами

в настроении людей. Оставив Худолея и Андрея в объячевском особняке и наказав никого не выпускать, Пафнутьев выехал в город. И вот там-то, в морге, где знакомый патологоанатом должен был сделать вскрытие Объячева, Пафнутьева и поджидало сообщение, которое перевернуло все его соображения вместе с подозрениями, прикидками и скромными озарениями.

Вначале, добравшись до своего кабинета, он позвонил Шаланде.

– А! – обрадовался тот. – Задержал злодея?

– Какого? – невинно удивился Пафнутьев.

– Ну как же! Убийцу схватил?

– Знаешь, Шаланда, у меня такое впечатление, что этот убийца вовсе и не злодей.

– Кто же он? Жертва?

– Очень даже может быть.

– Да? – замедленно спросил Шаланда, но, не поняв, что хочет сказать Пафнутьев, на что намекает, тут же слегка обиделся. – Ты уж там без меня разбирайся, кто злодей, а кто невинная жертва. Мне этого не понять по темноте и невежеству, но когда что-то касается дела... Ты слышишь меня?

– Я слушаю очень внимательно.

– Так вот, когда касается дела, тут я на коне. Могу и слово сказать дельное, и вообще... Как ты думаешь, кто такой Объячев?

– Это который с дырявой головой?

– Он самый. Так кто же он?

– Магнат.

– Ни фига, Паша! Он не магнат. Мои ребята навели справки. За последний год он здорово обнищал. Но скрывал это, как дурную болезнь.

– Даже так... – пробормотал Пафнутьев.

– Из пяти заправочных станций у него осталось две, молочный завод отобрали крутые ребята за долги.

– А железобетонный?

– Пока за ним. И мебельная фабрика тоже.

– Знаешь, Шаланда, это мне напоминает одну американскую историю... Миллионер за один день просадил на бирже двадцать миллионов долларов. У него осталось пятьдесят миллионов. Он бросился с крыши небоскреба, оставив записку: «Я не представляю, как дальше жить».

– А кому достались пятьдесят миллионов? – серьезно спросил Шаланда.

– Какие пятьдесят миллионов? – Пафнутьев был не менее серьезен.

– Ну, о которых ты только что рассказывал, – Шаланда начал раздражаться.

– Я?!

– Значит, так, – Шаланда понял, что над ним издеваются, и перешел на сухой тон. – Убийца в доме, это совершенно ясно. Согласен?

– Могли стрелять в окно, – заметил Пафнутьев. – Объячев любил спать при открытом окне. Когда его нашли, окно было распахнуто настежь. Стрелять могли откуда угодно, вокруг полно недостроенных домов.

– Так ведь это... Твой Худолей говорил даже о позе, в которой якобы находился убийца в момент выстрела.

– Худолей говорил о горизонтальном

полете пули. Но это имеет значение только в том случае, если бы Объячев действительно лежал головой на подушке.

– А как ему еще лежать?

– Он мог находиться в полулежачем положении, мог сидеть, опершись о спинку кровати.

– Ты так думаешь? – растерянно спросил Шаланда.

– А что касается утерянных им заправочных станций... Он мог их продать, а деньги вложить в дом.

– Тоже верно. Как бы там ни было, Паша, но дом надо перевернуть вверх ногами. Надо искать оружие.

– Нашли, – негромко сказал Пафнутьев.

– Кто нашел? – воскликнул Шаланда.

– Худолей.

– Но ты ведь сам только что говорил, что стреляли с соседнего участка! – возмутился Шаланда.

– Я этого не утверждал, – Пафнутьев оставался невозмутимым. – Просто предположил – не стреляли ли в окно? А что касается пистолета, глушителя... Да, Худолей все это обнаружил и приобщил к делу. Но твои ребята тоже неплохо сработали.

– Да? – польщенно протянул Шаланда. – Они у меня такие!

– Как сели возле дверей, так и не поднялись. Никого из дома не выпустили. Даже мне с трудом удалось пробиться и выскочить в город.

– Так, – крякнул, как от удара, Шаланда. – Хорошо, Паша. Все это очень хорошо. Ты разговаривал с патологоанатомом?

– Нет еще... А что?

– Поговори с ним, Паша. У вас должен получиться разговор. Надеюсь, он будет содержательным.

– Кстати... Что с гадалкой? Она в самом деле предсказала Объячеву смерть в собственной постели?

– Работаем, Паша, работаем. Будут результаты – доложу, – и Шаланда положил трубку.

Патологоанатом встретил Пафнутьева потрясающим своим взглядом – сквозь толстые и, кажется, зеленоватые стекла очков на мир смотрели не то человеческие глаза, не то просто за стеклами шла какая-то своя, таинственная жизнь.

– Здравствуйте! – сказал Пафнутьев громко и радостно, чтобы хоть голосом попытаться нарушить стылую какую-то, холодящую тишину морга.

– Рад вас видеть в добром здравии, – эксперт поморщился, что, очевидно, означало радостную улыбку.

– Говорят, у вас новости?

– А у нас всегда найдется, чем порадовать хорошего человека.

– Сегодня утром доставили труп Объячева...

– Пообщались мы с вашим Объячевым, познакомились.

– Как я понимаю, смерть наступила от выстрела в голову?

– Не сказал бы, не сказал бы, – пропел эксперт.

– От чего же?! – невольно воскликнул Пафнутьев.

– Сие есть тайна великая, – эксперт скорчил безутешную гримасу. – Великая и непознаваемая.

– Простите... Может, мы говорим о разных людях?

– Здесь не говорят о людях... Здесь говорят о том, что от них осталось. Да, конечно, я вынужден с вами согласиться – в голове трупа зияет большая сквозная дыра. Все в наличии – входное отверстие, выходное отверстие... Жить с такой раной невозможно. И если вы вздумаете убеждать меня, что это не так...