Все оттенки боли
Шрифт:
— Вот! Это то, что нам нужно! — закричала Танька, и в другой комнате заплакал ребенок.
— Мааа-м! Эвридика проснулась! — басом позвала Светка. — Посмотри, она, наверное, обоссалась!
Ребенок перестал плакать, и мы снова настроились на дело.
— А этот парень не рассказывал тебе, как он это делал? В подробностях?
— Да вот еще. — равнодушно протянула Светка. — Мне это не интересно.
— Ну а где он эти розги раздобыл? У меня дома их нет, у тебя, подозреваю, тоже. И где их брать?
— Сорви
— Для кобылы есть, найдется и для тебя. — заржала Светка и быстро прикрыла рот рукой — вдруг опять дочь разбудит.
— Девки, может, в библиотеку сходить? — искренне спросила Таня. — Посмотрю в разделе «Мрачное Средневековье» наказания крестьян.
— Ага! Вот он тебя в кандалы закует и кирпичом по башке — будет тебе наказание. — тоже заржала я.
— Вот вы ржете, а, между прочим, у нас сегодня последняя ночь! — надулась Танька. — Утром он улетает. Значит, сегодня у меня последняя возможность оставить о себе сильные воспоминания. Чтобы никто так, как я. не смог! Чтобы он с ума сходил, как Светкин знакомый, искал такую же. но тщетно. Все. девки, я поехала готовиться!
На улице возле дома Таня сорвала ветку ивы. пришла домой и замочила ее в ванне. Туда же кинула на всякий случай мухобойку и брючный ремень Мухаммеда. Пометалась по квартире и нашла еще длинный провод от сломанного магнитофона, отрезала, сложила его втрое, легонько стеганула себя по ноге и удовлетворенно бросила в ванну — тоже пригодится.
С главпочтамта вернулся Мухаммед, он отправлял жене телеграмму о своем приезде. В прихожей долго шуршал одеждой и возил тапками. Танька поняла, что он собирается.
Мучительный промежуток времени, когда любимый готовится уйти. Вырезать бы это как середину ленточки на открытии объекта — два лоскута слева и справа тут же повиснут бесхозными тряпочками.
Потому что вырезанная часть их соединяла…
Танька, улавливая проклятое шуршание, чуть не расплакалась снова. А нельзя. Слез он не любит — значит, действуем по программе.
— Выполни мое последнее желание, милый! — крикнула Таня, не выходя из комнаты.
— Почему последнее? Ты что. вешаться собралась? — заглянув в комнату, увидел на столе провода Мухаммед.
— Нет. не собралась. Я хочу, чтобы ты меня перед отъездом наказал.
— А есть за что? — игриво усмехнулся мужчина и заинтересованно уставился на Таню.
— Если не скоро вернешься — будет за что. Я не собираюсь ждать тебя всю жизнь, пока ты очистишь совесть, нагуляешься или соскучишься. Поэтому собираюсь тебе изменять. Что ты мне за это сделаешь?
Мухаммед озадаченно скривил губы:
— Не знаю… Не приеду больше, скорее всего… — Обиженно забрал со стола свой ремень и положил в сумку.
— И только? — натурально удивилась Танюха
— А что еще? Убивать тебя не стану, у меня нет в натуре агрессии.
— Тогда я сама назначу себе наказание. Хочу, чтобы ты меня выпорол за будущие грехи.
— Смело… Тогда я буду терзаться виной, что сделал тебе больно.
«Это именно то. что мне нужно! Хотя бы чувство вины заставит тебя вернуться ко мне».
– подумала про себя Таня. А вслух обманула:
— Мне нужно испытать боль, чтобы меньше страдать!
Мухаммед молчал, пытался сообразить, что от него требуется.
Таня продолжила:
— Я сейчас разденусь и буду послушно ждать твоей порки. Приму ее с благодарностью и покорностью. Стегай меня, пока я не скажу «стоп». Это станет условным сигналом о границе моего терпения.
Если б ты знал, какую душевную боль я испытываю от твоего бегства… Эту боль можно заглушить только болью физической. Итак, ты готов?
Он кивнул и уточнил:
— Мне тоже раздеться?
— Нет, раздетой буду только я. Ты мой палач, а я твоя жертва.
Девушка встала посередине комнаты, торжественно разделась и кивнула на склад реквизита:
— Бери веревку и привяжи мои руки к люстре.
— Вот как? — удивился Мухаммед. Видимо, он уже представил себе эту сцену, но по-другому.
— Я хочу, чтобы мне было больнее и чтобы я не могла сопротивляться.
Голая Татьяна перед истязанием под горящей пятью плафонами хрустальной люстрой смотрелась сказочно очаровательной. Зайчики отблеска скользили по ее телу и переливались разноцветными бриллиантовыми огоньками.
Мухаммеду стало страшно. Как можно стегать эту нежнейшую молодую кожу, когда ее хочется лишь гладить и целовать…
— Начинай, — потребовала «жертва» и вытянула руки над головой.
Мухаммед встал на стул, крепко перевязал запястье девушки и перекинул веревку через металлический каркас люстры.
Готово.
Карина выгладила постиранные вещи детей, вытащила сок из холодильника, чтобы к утру согрелся, взяла дорожную сумку и тихонько выскользнула за дверь. На столе осталась записка-объяснение.
«Возвращаюсь в Баку, оттуда в Москву к мужу. Простите меня, что усложнила вам жизнь. Надеюсь, без меня будет проще и этот ад скоро закончится. Утром уеду первым автобусом и сразу, как доберусь, дам о себе знать. Нашим малышам скажите, что мама и папа скоро их заберут. Целую вас. Простите, если что не так».
Она постояла в темном подъезде, не решаясь выйти на улицу. Вроде все тихо. Выглянула за дверь — никого. Пустая дорога, только повсюду разбросан хлам и кирпичи.
Карина украдкой пробежала от одного дома к другому, спряталась за угол, прислушалась. Никого и тишина. Немного успокоившись, она перешла улицу и вышла на освещенный участок дороги.