Все оттенки желаний

Крамер Марина

Он начинает как-то лихорадочно обнимать меня, целовать, бормоча извинения, и я понимаю, как сильно он переживает, как ему плохо оттого, что Костя снова возник в нашей устаканившейся было жизни. Я вцепляюсь в него, обнимаю и прижимаю к себе, глажу по лицу и шепчу на ухо:

– Джер… Джер, не надо… я не сержусь, я все понимаю. Ты только не обижай меня вот этим недоверием, ладно? Я тебе не вру – ты единственный человек, которому я не вру, понимаешь? Я все сделаю, что ты скажешь, все, что захочешь – ты только скажи…

А хочешь, я его убью, а?

Джер пугается так, как будто я пообещала организовать покушение… ну, на президента Америки, скажем. Он трясет меня за плечи и шипит в самое лицо:

– Да ты что?! Спятила совсем?! А я?! Как ты можешь даже думать такое, не то что говорить?!

– Ну, все-все, я пошутила! Успокойся…

– Чтобы я больше не слышал от тебя таких глупостей!

– Да… я больше не скажу, не бойся… я просто не подумала, Джер…

– Ох, Лори… – выдыхает он, поглаживая меня по плечам. – С тобой не соскучишься…

…И только поздно ночью, лежа в руках уснувшего Джера, я позволяю себе подумать о том, что сегодня Костя весь вечер отсвечивал в клубе. Сбивал меня с настроя и мешал работать уже одним своим присутствием на балконе второго этажа, когда мы со Славиком работали с группой. Я путала шаги, Славик злился и орал, я огрызалась, он тоже… короче, урок мы сорвали.

– Сдурела, да? – поинтересовался мой нахальный молодой партнер, когда мы с ним поднимались в кабинет. – Ты что творишь-то? Как будто первый раз в пару встала!

– Так, все! Хватит! – не выдержав, взорвалась я. – Ты где взял моду повышать на меня голос? Кто ты такой, чтобы орать на меня?!

И Славик, смутившись, отступил назад, отстал…

Потом меня вывел Джер, приехавший за мной к дому около одиннадцати. Мы поехали к нему, как и договаривались, а там оказалось, что ужин Джер решил не готовить, забыв, что я в последний раз ела около часа дня, а потом работала. В итоге он на ночь глядя поехал в супермаркет, а я осталась сидеть в аське и трепаться с Геллой.

Джер вернулся поздно, почти в два часа – ближайший супермаркет оказался закрыт, и мой неуемный любовник рванул в центр. Я уже перехотела есть, но чтобы не обижать его, мужественно умяла салат и отбивную. Ну да, в два часа ночи – самое оно… Диета!

Ночью Джер как-то уж очень нехарактерно для себя обнимает меня. И я сквозь сон слышу:

– Если с ней что-то произойдет, я не прощу… никогда не прощу, не успокоюсь… не допусти этого, прошу… больше ничего не нужно, только не допусти этого – с ней…

Эта торговля с Богом мне непонятна – что может случиться со мной, когда Джер рядом? Глупости…

* * *

…Открываю глаза и не могу понять, где я. Страшно болит затылок, я пытаюсь поднять руку и не могу. Когда глаза открываются окончательно, я понимаю, что прикована за обе руки к чему-то, чего не вижу, потому

что не могу повернуть голову. Темно… Страшно хочу пить. Пробую произнести хоть слово – и не могу.

С каждой секундой мне все страшнее и хуже. Хорошо, что глаза не завязаны, иначе вообще бы… Оглядываю помещение, и ужас сковывает меня по рукам и ногам, потому что я – в студии мерзкого Эдика, на той самой кровати, где в апреле лежала с Джером. И тут я вспоминаю…

Костя следил за мной в понедельник. Ехал на машине за автобусом, в котором я возвращалась с работы, и только присутствие соседки, которую я случайно встретила прямо на остановке, спасло меня – он не посмел… А во вторник я сильно задержалась в клубе… Когда вышла и завернула за угол, то получила удар по голове. Потом не помню ничего, кроме вот этого поганого подвала. В душе шумит вода… Господи, как мне страшно, ну, пусть это тогда будет все-таки Костя, а не Эдик, иначе мне точно грозит реанимация… Сколько времени, интересно? Если я не вернусь домой, то мать поднимет панику, я обещала, что позвоню, когда приеду… Правда, я предупредила ее, что это будет поздно. Господи, меня так не хватятся раньше завтрашнего обеда… Я понимаю, что паниковать нельзя – иначе рехнешься, но не могу справиться…

Мне немного легчает, когда я вижу Костю, выходящего из душа в полотенце вокруг бедер.

– Ну что, заинька? Видишь, как вышло? На уголовщину меня толкаешь…

– Дай воды.

– Да, сейчас… – Он приносит минералку, льет мне прямо в рот, я захлебываюсь, кашляю. – Зачем ты меня вынудила, а? Я ведь не хотел так по-скотски.

– Отпусти меня, Костя… будет только хуже…

– Да? Хуже? Кому?

– Тебе. Мне. Всем.

Он усмехается, начинает расстегивать мои джинсы, стягивает их, преодолевая сопротивление.

– Нет, родная, мне уже не может быть хуже. Ты ведь понимаешь, что то, что я сделал, – это статья, и не одна? Так уж я на всю катушку… чего ж зря-то…

– Костя… отпусти меня, пожалуйста… – Но он перебивает, зажав мне рот рукой:

– Как ты понимаешь, никакой Джер сюда не приедет. И ты моя, вот так!

Его руки двигаются по телу вверх-вниз, задирают трикотажную тунику, расстегивают лифчик. Господи, как я ненавижу его и как боюсь… Неужели у Джера не возникнет никаких предчувствий?

Все, одежды нет, мне страшно и плохо. А Костя спокойно рассуждает о том, как сильно любит меня, как ждал момента, когда сможет прикоснуться ко мне снова. Я уже абсолютно невменяема от ужаса, не понимаю ни слова, вижу и слышу только вот эти руки, двигающиеся по мне.

– Заинька… моя заинька, как же долго я тебя не видел… – Он касается губами груди, и я ору от ужаса. – Ну, что ты так реагируешь-то? – морщится Костя. – Заткну ведь рот, неужели не понимаешь? Давай по-доброму, а?

– Я не хочу! Я не могу, понимаешь?! Не могу!