Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи
Шрифт:
Что означали подобные предметы для жителей древнеримского города, сметенного стихией с лица земли вслед за Содомом и Гоморрой, бог знает. Или, вернее, «ихние» боги знают.
Такое впечатление, будто речь идет о фирсопоклонниках – жителях Зазеркалья художника «Лени Пурыгина Гениального из Нары».
На протяжении веков гротескные образы появлялись в творчестве разных художников. От Босха до Гойи. Но ни улыбки, ни смеха они не вызывали. Смешная карикатура зародилась во времена Возрождения и до недавних времен не была востребована в grand art.
В
Вот несколько классических примеров.
«Писсуар» Марселя Дюшана – десакрализация музейного пространства.
«Это не трубка» Рене Магритта – подрыв доверия к возможности адекватного изображения мира.
«Усатая Джоконда» того же Марселя Дюшана – святотатственный жест. Я надругался над культурной «иконой». Господа, гром не грянул, ад не разверзся, я жив. Бога искусства нет.
В первой половине ХХ века подобные жесты артикулировались как искусство. Во второй половине того же века, в эпоху постмодернизма, шутка, комикс, карикатура (скажем, в творчестве отечественного художника Юрия Альберта) и вслед за ней анекдот приобретают законный статус в эмпиреях высокого искусства.
Слово «смешно», брошенное в музее, нынче является похвалой, что было немыслимо в предыдущие невинные времена.
В качестве примера можно привести работы американского художника Ричарда Принса из серии «Скажи мне все» (1988).
На голубом небе с облаками записан анекдот:
«Вот как выглядит женщина с утреца! Догоняет сборщика мусора и спрашивает: „Не опоздала ли я выкинуть мусор?“ Сборщик мусора отвечает: „Ничуть, мэм, прыгайте в контейнер“».
Или вот еще одна вещица из той же серии (художник написал таких картин не один десяток):
«Я так понимаю, что ваш муж утонул и оставил вам два миллиона долларов. Уму непостижимо: два миллиона долларов, при том что он не умел ни читать, ни писать». – «Да, – сказала она, – но и плавать тоже».
Вышеописанные работы Принса – не эстетизирование found images или public imagery. Они представляют собой анекдот, шутку, которая и не думает прикидываться произведением искусства. В этом-то и есть ее основное качество. И подобный жест высоко оценивается знатоками.
Соков проделывает обратное. Он эстетизирует шутку, превращая ее в скульптуру или в картину, что, безусловно, является постмодернистским откатом.
Наш герой мог бы присоединить свой голос к голосу художника Эрика Булатова: «Картина умерла – да здравствует картина!», слегка обобщив слоган: «Изображение умерло – да здравствует изображение!»
Прочтешь стихотворение Шарля Бодлера или Райнера Марии Рильке и думаешь потом всю жизнь. Посмотришь выставку Ансельма Кифера и размышляешь несколько дней.
Увидишь работу Леонида Сокова – улыбнешься.
Нынче искусство стремится стать частью индустрии развлечения. Шоу-бизнесом. И работы Сокова, вызывающие улыбку, смех, а то и хохот, естественным образом вписываются в эту тенденцию. Что нисколько не умалят достоинства творчества
Таков, извините за выражение, нынешний тренд.
Дмитрий Александрович Пригов
В конце времен праведники будут приглашены на мессианский пир, на котором Господь будет угощать их телом Левиафана.
В 80-е годы, каждый раз бывая в гостях у поэта и художника Дмитрия Александровича Пригова, я внимательно рассматривал висящие на стенах рисунки. На этих многотрудных работах, исполненных шариковой ручкой на бумаге, были изображены фантастические звери. Звери представляли собой аллегории художников, поэтов, писателей и музыкантов… из близкого круга автора. Бестиарий с каждым разом разрастался, и хозяин дома пояснял: Рубинштейн, Тарасов, Чуйков, Гройс, Кабаков, Пивоваров, Попов, Брускин, Орлов, Летов…
На всех этих эзотерических рисунках изображается один и тот же набор символов. Легко прочитываемый мистический реквизит: всевидящее око, яйцо с вырезанным фрагментом скорлупы и светящейся точкой внутри, черный круг с той же светящейся точкой в центре, два треугольника – один направлен вверх, другой вниз, белые и черные круги, черные и белые квадраты, прочие сферы, кресты, растение, два бокала вина – один маленький, соразмерный персонажу, другой гигантский.
В рисунках скрыто имя персонажа. Кодировки нехитрые. В одном круге собраны согласные имени героя. В другом гласные. Хочется уточнить: огласовки.
Тяга к эзотеризму, изображению тайны была характерна для неофициального искусства 60-х годов. Но не для 70-х и не для художников круга Дмитрия Александровича. Пригов плыл против течения.
«Изображенная тайна» разочаровала бы, если бы…
…вышеописанные персонажи, собранные вместе не походили бы на праведников – участников эсхатологического пира в конце времен.
Пир этот (по Маймониду) будет являться торжеством разума над чувственностью.
Согласно каббале, три монстра: лукавая рыба Левиафан (порождение Самаэля и Лилит), его злейший враг, царь зверей, он же демон плотских желаний Бегемот и гигантская птица Зиз, закрывающая своими крыльями небосвод, – будут уготованы для великой трапезы.
Во все времена человек стремился, с одной стороны, гуманизировать зверя, с другой наоборот, перевоплотиться в него. Древние боги изображались полулюдьми-полуживотными. Представители примитивных религий надевают звериные маски в процессе ритуальных танцев. А европейцы – маски животных во время карнавалов и маскарадов. В современных магазинах продаются популярные шапочки со звериными ушками и мордочками.
Процесс «озверения» начинается с раннего детства. В детском саду, куда меня отводили родители в младенчестве, на личных шкафчиках для одежды были нарисованы всевозможные звери. Детям присваивали «кликухи». «Ванечка у нас петушок, а ты, Петенька, будешь зайчиком, ну а Гриша – лисичкой…»