Все приключения мушкетеров

Дюма-отец Александр

Долго спорили о преимуществах этих четырех качеств, причем были произнесены великолепные речи, которых мы не передаем из опасения, чтобы они не показались утомительными.

– К несчастью, – сказал Атос, – нужно, чтобы тот, на кого будет возложено это поручение, соединял в себе все эти четыре качества.

– Где же найти подобного слугу?

– Невозможно, – сказал Атос, – я это знаю: так возьмите Гримо.

– Возьмите Мускетона.

– Возьмите Базена.

– Возьмите Планше: Планше и храбр, и ловок; следовательно, в нем соединены

уже два из четырех качеств.

– Господа, – сказал Арамис, – главное дело не в том, который из наших слуг скромнее, сильнее, ловчее или храбрее; главное, нужно узнать, который из них больше любит деньги.

– Арамис правду говорит, – сказал Атос. – Надо больше рассчитывать на недостатки людей, а не на добродетели их. Господин аббат, вы великий моралист!

– Без сомнения, – сказал Арамис, – нам непременно нужно, чтобы дело наше удалось, потому что в случае неудачи рискуют головой не слуги.

– Тише, Арамис, – сказал Атос.

– Хорошо, рискует не слуга, – сказал Арамис, – но господин его, и даже все мы. Преданы ли нам слуги наши настолько, чтобы они стали рисковать за нас своею жизнью? Нет.

– Я готов ручаться за Планше, – сказал д’Артаньян.

– Хорошо, любезный друг; но прибавьте к его преданности хорошую сумму, которая могла бы доставить ему некоторое удобство, тогда можете ручаться за него вдвойне.

– О нет! Все-таки обманут, – сказал Атос, который отлично составлял планы, но никому не доверял исполнения их. – Они будут обещать все, чтобы получить деньги, а на дороге страх помешает им действовать. Если они будут схвачены, то их настращают, и тогда они во всем признаются. Черт возьми, мы не дети! Чтобы попасть в Англию (Атос понизил голос), надо проехать всю Францию, усеянную шпионами кардинала; нужен вид, чтобы сесть на корабль; надо знать по-английски, чтобы найти дорогу в Лондон. Я нахожу, что это дело очень трудное.

– Совсем нет, – сказал д’Артаньян, которому очень хотелось привести план их в исполнение. – Я, напротив, нахожу, что это очень легко. Разумеется, если мы напишем лорду Винтеру обо всех ужасных поступках кардинала….

– Тише, – сказал Атос.

– Об интригах и государственных тайнах, – продолжал д’Артаньян тихо, – разумеется, нас казнят; но не забудьте, как вы сами сказали, Атос, что мы будем писать о семейном деле, с единственною целью, чтобы просить его отнять у миледи возможность вредить нам по приезде ее в Лондон. Я напишу ему так.

– Послушаем, – сказал Арамис, принимая заранее вид критика.

– Милостивый государь и любезный друг…

– О, да, любезный друг – англичанину! – прервал Атос: – хорошо начало! браво, д’Артаньян! За одно это слово четвертуют.

– Ну, хорошо, так я напишу просто: Милостивый государь.

– Вы можете даже написать милорд, – сказал Атос, строго соблюдавший приличия.

– «Милорд, помните ли вы маленькую загородку для коз близ Люксембурга?»

– Вот хорошо! Теперь Люксембург! Подумают, что это намек на королеву-мать. Нечего

сказать, остроумно, – сказал Атос.

– Ну, так напишем просто: «Милорд, помните ли вы загородку, у которой вам спасли жизнь?»

– Любезный д’Артаньян, – сказал Атос, – вы никогда не будете хорошим писателем. «Где вам спасли жизнь!» Как в этом мало достоинства! О подобных услугах не напоминают образованному человеку. Напоминание об оказанном благодеянии есть обида.

– Ах, любезный друг, – сказал д’Артаньян, – вы несносны, и я отказываюсь писать под вашей цензурой.

– И хорошо делаете. Действуйте ружьем и шпагой, в этих двух упражнениях вы искусны, но перо передайте господину аббату, это его дело.

– Да, в самом деле, – сказал Портос, – передайте перо Арамису, он пишет латинские диссертации.

– Хорошо, – сказал д’Артаньян, – составьте нам эту записку, Арамис; но предупреждаю вас – будьте осторожны: я буду критиковать.

– Я готов, – сказал Арамис с наивной уверенностью поэта, – но расскажите мне, в чем дело; я слышал, что эта миледи плутовка и убедился в этом из разговора ее с кардиналом.

– Тише же, черт возьми, – сказал Атос.

– Но я не знаю подробностей, – сказал Арамис.

– И я также, – сказал Портос.

Д’Артаньян и Атос молча взглянули друг на друга. Наконец Атос, немного подумав, побледнел больше обыкновенного и кивнул головой в знак согласия; д’Артаньян понял, что он может говорить.

– Вот что нужно сказать, – продолжал д’Артаньян. – Милорд, ваша сестра злодейка, которая хотела убить вас, чтобы получить после вас наследство. Но она не могла выйти замуж за вашего брата, потому что имела уже мужа во Франции и была…

Д’Артаньян остановился, как будто приискивая выражение, и взглянул на Атоса.

– И была выгнана своим мужем, – сказал Атос.

– Потому что она была заклеймена, – продолжал д’Артаньян.

– Неужели? – сказал Портос. – Она хотела убить брата своего мужа?

– Да.

– Она была замужем? – спросил Арамис.

– Да.

– И муж заметил, что у нее на плече была лилия? – сказал Портос.

– Да.

Эти три «да» были сказаны Атосом, и при каждом из них интонация голоса его становилась мрачнее.

– Но кто же видел эту лилию? – спросил Арамис.

– Д’Артаньян и я, или, чтобы соблюсти хронологический порядок, я и д’Артаньян, – сказал Атос.

А муж этой ужасной твари жив еще? – сказал Арамис.

– Жив.

– Вы в том уверены?

– Да, уверен.

Наступила минута молчания, во время которой каждый из них был волнуем различными чувствами, сообразно своему характеру.

На этот раз Атос первый прервал молчание. Д’Артаньян дал нам прекрасную программу, – сказал он, – с этого и нужно начать письмо.

– Черт возьми! Вы правы, Атос, – сказал Арамис. – Редакция нелегка; сам канцлер затруднился бы при сочинении послания в этом роде, а между тем он славно сочиняет протоколы. Ничего, молчите, пока я пишу.