Все реки текут
Шрифт:
Дели провела мистера Джеймса на верхнюю палубу, чтобы познакомить с Брентоном. Инженер был вежлив и в то же время не выказывал чрезмерного сочувствия, которое так угнетало Брентона. Тедди Эдвардс не любил посетителей, даже если приходили старые друзья; он стыдился собственной беспомощности, своей затрудненной, корявой речи. Мистер Джеймс почувствовал это, и не стал задерживаться долго.
Перелистывая страницы, Дели с улыбкой рассматривала огромные плавучие дворцы с двойными трубами и сдвоенными котлами. Они были совсем не похожи на колесные пароходы, ходившие по Муррею. Тут ее взгляд остановился
«Мы заметили, что выше Дьюберка воды Миссисипи приобретали оливково-зеленый оттенок – очень красивый и необычный, особенно когда лучи солнца освещали полупрозрачную воду».
Спрямления русла, топляки, мели, наносные пески, описание зеркальной поверхности реки на восходе – здесь было все. Она принесла книгу Брентону, обещая ему читать всякий раз, когда у нее будет время.
И вот теперь она открыла книгу наугад и прочла:
«Лоцман на Миссисипи должен обладать поразительной памятью. Если сначала у него просто хорошая память, то работа на реке разовьет ее колоссально – но только в отношении вещей, с которыми он ежедневно сталкивается. Такая память ему необходима, потому что глиняные берега постоянно оседают и меняются, топляки все время подбирают себе новые укромные места, пески никогда не останавливаются на покой, и фарватеры вечно увиливают и уклоняются…».
Она подняла голову и поймала взгляд аквамариновых глаз Брентона, настороженно и заинтересованно глядящего на ее губы. Она начала читать обличительную речь дядюшки Мамфорда, произнесенную из рулевой рубки:
«Когда на реке бывало по четыре тысячи паровых кораблей да еще десять тысяч акров баржей и плотов, топляков было больше, чем щетины на спине у борова; а теперь, когда всего-то три дюжины пароходов и, почитай, ни баржи вокруг, ни плота. Правительство повыловило все топляки, да еще освещает берега, что на твоем Бродвее, теперь-то судно на реке в безопасности, как у Христа за пазухой.
Я так понимаю, что когда пароходов вообще не останется, приедут сюда какие-нибудь комиссии и все усовершенствуют, углубят дно, где надо, обнесут все загородками, укрепят берега – плавание станет простейшим делом, совершенно надежным и прибыльным…».
– Смотри, все… как у нас, – Брентон нетерпеливо двинул левой рукой, стараясь помочь заплетающемуся языку выразить свою мысль. – Правит…ство везде… то же самое. Шлюзы строят… дамбы… загородили плотинами… весь год высокая вода… а кораблей больше нет. Все кончено.
– Но в Америке это произошло из-за железных дорог. Они вытеснили речной транспорт, я так понимаю, – Дели перевернула несколько страниц. – Вот, как раз говорится: «Железные дороги убили речной транспорт, ведь на паровозе можно за два-три дня проехать расстояние, на покрытие которого кораблю понадобится неделя… Пароходное движение по Миссисипи началось в 1812 году; прошло всего шестьдесят лет, и оно умерло! Удивительно короткая жизнь для такого величественного явления. Разумеется, оно еще не умерло окончательно, не превратилось оно и в калеку…».
Ее глаза, скользящие дальше по странице, широко раскрылись, она кусала губу. Она просто не могла прочесть конец предложения.
– Продолжай… Я это уже читал…
– «…не превратилось оно и в калеку, который когда-то мог подпрыгнуть на двадцать два фута над землей; но по сравнению
Последнее слово повисло в воздухе, и воцарилось молчание, которое еще больше подчеркивал грохот камней, сыпавшихся на баржу.
Дели молча смотрела на мужа. «Только не жалость, – говорила она себе. – Он не выносит жалости…».
– Мертво! Да. Лучше… мертвым… – в его глазах появилось прежнее выражение, с каким он отдавал приказы: – Дай… мне… ружье… Заряди… Слышишь?
– Да, я слышу тебя, Брентон. Но я этого не сделаю. Ты нам нужен – детям, пароходу и мне.
– Что… умолять тебя!
– Дорогой, послушай меня! Тебе уже гораздо лучше. Ты можешь говорить, можешь двигать рукой. Ты должен бороться, надо бороться, ради самого себя и ради всех нас. Я не думала, что ты легко можешь отступить.
– Буду… бороться… Увидишь. Выберусь… из постели… или умру. Найду, как. Не буду есть. Не могу… так… больше.
Он поднял свою работающую руку в жесте одновременно жалком и дерзком, будто грозил каждому, кто попробует его остановить, но рука беспомощно упала рядом.
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Лимба – в интерпретации Чарли – Лимба-сатаны.
– Погрузка закончена, миссис. Механик говорит, пар поднялся.
– Иду.
Она смотрела, как Лимб прыгает и скачет по палубе впереди нее (он никогда не ходил нормально) и поражалась его безграничной энергии, бьющей с раннего утра. Бренни и Алекс еще спали. А Лимб всю ночь не ложился, помогая кочегару – он получал огромное наслаждение от гонок, и сейчас на его круглом веснушчатом лице с торчащими вперед зубами играло всегдашнее радостное выражение, а круглая войлочная шляпа была натянута до самых ушей. Дели посмотрела в сторону Маннума. Хотя еще только рассвело, городок уже был на ногах: в лавках и домах, прилепившихся к утесу, как ласточкины гнезда, горел свет; через реку с пыхтением двигался плоскодонный ялик, везущий первую смену рабочих на фабрику сельскохозяйственного оборудования Дэйвида Ширера; на судовых верфях Дж. Г. Арнольда виднелись отблески, из кузницы доносился металлический лязг.
А где-то здесь, на противоположной стороне реки, лежит в иле старая «Мэри Эн» капитана Рэнделла, – первый пароход на Муррее, построенный здесь, на этих древних берегах. Это произошло почти шестьдесят лет назад; а ведь на Миссисипи пароходы продержались менее шестидесяти лет! Дели почувствовала, что ее знобит, но не от прохладного утреннего воздуха.
Над рекой кружила пара орлов – их силуэты четко вырисовывались на фоне светлеющего неба, а заунывный печальный призыв, доносившийся с высоты, растворялся в шуме текущей воды, свисте клапанов и криках Чарли Макбина.
– Эй ты, Лимб-сатана, ты сказал миссис, что мы готовы отчалить?
– Конечное дело, сказал. Дели вошла в рубку.
– Да, Чарли, я готова.
– Эй, Лимб, отдать швартовы! Вперед!
Баржмен и кочегар стояли наготове с длинными шестами, чтобы оттолкнуться от ската. Дели двинула дроссель, и лопасти стали сбивать воду в пену.
– «Чарли-Барли, молодец! Продал жену за огурец!» – распевал матрос.
– Эй ты, Лимб! – вопил Чарли, – Погоди у меня, ужо я до тебя доберусь!