Все реки текут
Шрифт:
Дели подняла глаза к портрету, висевшему над камином, – но и в нем не нашла поддержки: женское лицо смотрело на нее надменным, презрительным взглядом – тяжелые веки, крупный, почти мужской нос, высокий белый лоб, насмешливо изогнутые губы.
– Еще одна представительница семьи: моя прародительница, написанная Лили, [28] – проследив за ее взглядом, сказал мистер Рибурн.
– В самом деле? Попозже, если можно, я хотела бы рассмотреть портрет поближе.
Она украдкой огляделась по сторонам: облицованный
28
Лили, сэр Питер (1618–1680) – известный портретист, датчанин по происхождению, работавший при дворе английских королей Чарльза I и Чарльза II.
– Вам с молоком или с лимоном? – Мисс Рибурн держала серебряный чайник для заварки, глядя на гостью проницательными серыми глазами, широко расставленными по сторонам крупного носа, – совсем как на портрете. Седые волосы собраны в пучок, какой носили примерно лет двадцать назад. Жабо из дорогих кружев заколото у высохшей груди брошью из дымчатого топаза.
«Матриарх! – подумала Дели. – Она наверняка распоряжается тут всем и вся, и беспомощная миссис Генри никогда не сможет поколебать ее позиций. Неудивительно, что другая миссис Рибурн сбежала отсюда, видно она была женщина с характером».
…Дели предпочла чай с молоком: проведя много лет на Дарлинге, она привыкла считать коровье молоко роскошью; когда они останавливались в поселках, то обычно покупали козье молоко, но чаще пробавлялись сгущенкой.
– А вы правда плавали по Дарлингу, миссис Эдвардс? – спросил большеглазый Джеми. – На вашем колесном пароходе? Но вы совсем не похожи на мужчину. А тетя Элли говорит…
– Хватит, Джеми. Маленькие мальчики должны слушать, а не говорить, если они не хотят отправиться пить чай в детскую. Мисс Меллершип, пожалуйста, передайте миссис Эдвардс ее чай.
Дели осторожно взяла хрупкую чашечку из китайского фарфора, боясь как бы она не хрустнула в ее руках. Она привыкла пить чай из толстой кружки, которую приносил ей кто-нибудь из мальчиков в рулевую рубку или в каюту. Под взглядом высокомерной красавицы, смотревшей на нее из золоченой рамы, ей вручили тарелочку с салфеткой и намазанной маслом булочкой.
Дели сказала с отчаянием:
– На пакгаузе я видела надпись: «Дарлинг-шерсть». Странно, не правда ли, что шерсть почти от самой границы Квинсленда оказалась в этом конце Австралии только по капризу воды?
– Но больше так не будет или будет очень редко. Все станции на верхней Дарлинг соединены железной дорогой, идущей от Верка, и скоро она подойдет к складам Сиднея. Впрочем, со временем, я думаю, поезда будут вытеснены грузовыми машинами.
– Или даже транспортными аэропланами, – сказала Дели, вспомнив о Россе Смите и о том чувстве, которое овладело ею, когда маленький самолет летел над холмами, – человеку доступно все!
– Аэропланы! Какая чепуха! – воскликнула мисс Рибурн. – Человек не создан, чтобы летать.
– И тем не менее он летает, тетя Алисия.
– Пусть он вспомнит о судьбе Икара и поостережется, –
– Однако Росс Смит не упал в море, – сказала Дели, задетая ее тоном.
Выразительные, еще не поседевшие брови Алисии Рибурн поползли вверх, пока не коснулись спускающихся на лоб кудряшек. Дели ясно расслышала глубокий вздох миссис Генри. Она взглянула на нее и увидела, что мягкие губы миссис Генри слегка приоткрылись. Дели пригляделась к ней повнимательнее: ямочки на щеках, темные волнистые волосы, разделенные точно посредине лба аккуратным пробором, длинные с трагическим изломом брови, сходящиеся у переносицы.
– Может быть, миссис Эдвардс хочет еще булочку? – прервала всеобщее молчание мисс Дженет, младшая из теток. Аластер Рибурн уткнулся в свою чашку, плечи его подозрительно вздрагивали.
Мисс Дженет имела встревоженный вид – обычное ее выражение, как убедилась потом Дели. У нее было сухое морщинистое личико и увядший рот с нечетким рисунком безвольных губ. Она походила на свою самоуверенную старшую сестру только пучком тусклых мышиного цвета волос.
– Спасибо, я сыта.
– Может, еще чаю? – Мисс Рибурн опустила тему аэропланов; ее неудовольствие выражала только застывшая прямая спина.
– Аластер, передай чашку миссис Эдвардс.
– Спасибо. Я уже давно не пила такого прекрасного чая.
– Миссис Эдвардс, а у вас на корабле есть кухарка? – спросила миссис Генри высоким, несколько неестественным голосом. – Не представляю, как вы управляетесь.
– О да, у нас довольно приличный кок. Мужчина, конечно.
– Мужчина! – Мисс Дженет была явно шокирована.
– Этот чай, – решительно вмешался в разговор Рибурн, – я импортирую прямо с Цейлона. Кофе – из Бразилии, ром – с Ямайки, специи – из восточноиндийских штатов. Не думайте, что мы занимаемся только прозаической шерстью.
– Во всем есть своя романтика. Я просто поражена – тысячи тюков! А наш груз – ничто по сравнению с тем, что вы, вероятно, здесь складируете, но при таких огромных расстояниях…
– …и перед лицом таких огромных трудностей… В этом и заключается романтика, миссис Эдвардс. Милые мои дамы, знаете ли вы, что мы принимаем у себя героиню? Она привела сюда пароход сама, своими собственными руками, стоя одна в рулевой рубке, от самого Уэнтворта – это пятьсот миль вверх по реке, и впервые пересекла озеро с юга на запад. Кроме того, она мать четырех, если я не ошибаюсь, детей, талантливый живописец и преданная нянька своему мужу-инвалиду. Я преклоняюсь перед вашей храбростью, уважаемая миссис Эдвардс. – И он галантно поднял чашечку с чаем.
– О, прошу вас! – смутилась Дели, явственно ощущая, как сгущается атмосфера в гостиной.
– Настоящее чудо! – буркнула в свою чашку миссис Генри.
– Совершенно неженское занятие, – заметила Алисия Рибурн.
– Может, лучше было бы нанять э… капитана? – робко сказала мисс Дженет.
– Ему придется платить жалованье, не говоря уже обо всем прочем, – пояснила Дели. – А у меня дети, которых нужно учить… И, кроме того, я уверена, мой муж не сможет жить вдали от реки. Кстати, мне пора к нему возвращаться.