Все себя дурно ведут
Шрифт:
Сразу после прибытия вместе с женой в Париж Хемингуэй написал Шервуду Андерсону и сообщил, что намерен разослать бесценные рекомендательные письма литературной элите, как только обустроится на новом месте. Это будет все равно что «отправить в плавание флот кораблей», – добавлял он [112] . Но поначалу Хемингуэй умалчивал о письмах к известным персонам.
Самые честолюбивые писатели отдали бы что угодно за подобное рекомендательное письмо к корифеям экспатриантского литературного Олимпа, как обозначал литератор Малькольм Каули внутренний круг творческих личностей Парижа 20-х годов [113] . Сильвия Бич называла эту священную группу «сборищем» [114] . Они были точно «сказочные принцы и принцессы, которым все дозволено и все прощается», по словам одного из персонажей Ф. Скотта Фицджеральда [115] .
112
«Отправить в плавание»: письмо Эрнеста Хемингуэя Шервуду Андерсону, ок. 23 декабря 1921 г., в «Письма Эрнеста Хемингуэя, том I, 1907–1922 гг.», под ред. Сандры Спаньер и Роберта У. Трогдона; eds. Sandra Spanier and Robert W. Trogdon, The Letters of Ernest Hemingway, Volume I, 1907–1922, Cambridge: Cambridge University Press, 2011), стр. 313.
113
«Олимп»:
114
«Сборище»: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 25. На самом деле Бич позаимствовала это выражение у писателя-экспата и издателя Роберта Макэлмона, однако она пользуется им повсюду в мемуарах, имея в виду ближний круг творческих личностей из числа экспатов в Париже 20-х гг.
115
«Сказочные принцы и принцессы…»: Ф. Скотт Фицджеральд «Опять Вавилон» (F. Scott Fitzgerald, Babylon Revisited, Babylon Revisited and Other Short Stories, New York: Simon and Schuster, 2008), стр. 213.
Немало американцев съезжались в город и сражались за то, чтобы их представили элите, но в глазах парижских олимпийцев большинству «было не на что рассчитывать, разве что ради мимолетного развлечения», как утверждал один из первых экспатов-журналистов, вхожий в эту компанию, – редактор Гарольд Стернс [116] . «Сборище» общалось главным образом в частных домах и салонах, а не на террасах кафе. Чаще всего потенциальных творцов и меценатов, хотевших, чтобы им «было на что рассчитывать», осаживали, нещадно использовали или просто игнорировали. Шервуд Андерсон получил доступ в святая святых благодаря Сильвии Бич, однако она не всегда настолько щедро делилась своими связями. Однажды даже отказалась познакомить писателя Джорджа Мура с Джеймсом Джойсом, когда эти двое стояли на расстоянии фута друг от друга у нее в магазине [117] . Отважных посетителей, являющихся к Гертруде Стайн в надежде попасть в ее салон, встречали у дверей кратким приветствием: «De la part de qui venez-vous?» [118] или «кто ваш рекомендатель?» [119]
116
«Было не на что рассчитывать…»: Гарольд Стернс «Признания гарвардца. Вновь на знакомой улице: путешествие по литературной богеме, Париж и Нью-Йорк 20-30-х гг.» (Harold Stearns, Confessions of a Harvard Man: The Street I Know Revisited: A Journey Through Literary Bohemia: Paris & New York in the 1920s & 30s, Santa Barbara: The Paget Press, 1984), стр. 209.
117
Бич с застенчивой усмешкой вспоминает инцидент с участием Джеймса Джойса и Джорджа Мура в своих мемуарах «Шекспир и компания». Она добавляет, что ее стремление оберегать Джойса в этом случае было «ошибочным» и два писателя в конце концов сумели познакомиться в Лондоне. Мур великодушно «не стал держать на меня зла за тот случай в книжном магазине». Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 72–73.
118
От кого вы? (фр.). – Примеч. пер.
119
«Кто ваш рекомендатель?»: Гертруда Стайн «Автобиография Алисы Б. Токлас» (Gertrude Stein, The Autobiography of Alice B. Toklas, Vintage Books Edition, New York: Vintage Books, 1990), стр. 13. Далее Стайн объясняла: «Идея была такова, что прийти мог, кто угодно, но с формальной точки зрения, а в Париже без готовых формул и шагу не ступишь, предполагалось, что каждый в состоянии назвать имя человека, который ему об этом доме рассказал».
«Сборище» считало себя богами или, по крайней мере, вело себя так, хотя его лидерам был неведом коммерческий успех. Но пресса двух континентов часто именовала их авангардом современности. Желающим увидеть, каким будет будущее, предлагалось посмотреть, чем занимаются мисс Стайн, художник Пабло Пикассо, фотограф Ман Рэй и подобные им. Прекрасно сознавая, какое место они занимают в истории, представители «сборища» неустанно запечатлевали их общий мирок и друг друга. Пикассо писал портреты Гертруды Стайн. Та составляла «словесные портреты» своих сверстников, утверждая, будто первой положила начало этому жанру. Ман Рэй и Беренис Эббот фотографировали выдающихся представителей группы.
«Если вас „щелкнули“ Ман Рэй или Беренис Эббот, это означает, что вы представляете собой что-то», – вспоминала Сильвия Бич, книжный магазин которой служил неофициальной, но грандиозной выставкой этих фотографий [120] . Любопытно: несмотря на то, что «сборище» избрало местом своих революций Париж, их движение было всецело американским. В большинстве случаев этим людям не было дела до устремлений французской интеллигенции [121] . По сути, данное сообщество являлось «Америкой в Европе», как выразился один писатель-экспат [122] . Оно издавало в Париже журналы и книги на английском языке, как правило, при американской финансовой поддержке, зачастую для того, чтобы произвести впечатление на американских издателей и получить возможность публиковаться в США.
120
«Если вас „щелкнули“…»: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 112. Хемингуэй в конце концов оказался среди удостоенных такой чести: Ман Рэй, в насмешку прозванный одним биографом «придворным фотографом сборища», в августе 1923 г. сделал его официальный портрет.
121
С точки зрения многих, изолированность американцев распространялась далеко за пределы творческой сферы. «Я был озадачен упорством, с которым эти свободно говорящие по-французски английские и американские художники квартала большей частью держались сами по себе, – отмечал английский критик живописи Клайв Белл. – У некоторых из них имелись французские любовницы, содержанки, но лишь у немногих были друзья-французы». (Источник: Тони Аллан, «Американцы в Париже» (Tony Allan, Americans in Paris, Chicago: Contemporary Books, Inc., 1977), стр. 7.)
122
«Америка в Европе»: Альфред Креймборг, «Трубадур. Автобиография» (Alfred Kreymborg, Troubadour: An Autobiography, New York: Boni and Liveright, 1925), стр. 364.
«Я не встречал американца, который, будучи в Париже, не носился бы с американскими планами, намерениями и материалом», – вспоминал Арчибальд Маклиш [123] .
Подобно многим другим американским писателям, Хемингуэй очутился в самой гуще бунта против чопорной викторианской прозы. «В Америке не существовало значительной экспериментальной,
123
«Я не встречал американца…»: Арчибальд Маклиш, «Воспоминания» (Archibald MacLeish, Recollections, Amherst: The University of Massachusetts Press, 1986), стр. 66.
124
«В Америке не существовало…» и «К черту Генри…»: Кей Бойл, Роберт Макэлмон, «Вместе с гениями» (Kay Boyle, Robert McAlmon, Being Geniuses Together, 1920–1930, San Francisco, North Point Press, 1984), стр. 336.
125
«Славы – вот чего…»: Арчибальд Маклиш, «Годы пса», 1948.
Естественно, слава славе рознь. Гертруда Стайн была знаменитой, Джеймс Джойс – тоже. Например, оригинальный роман Джойса «Улисс» перевернул мир многих послевоенных писателей.
«В 1922 году он ошеломил нас… Взрывом печатного текста эти слова и фразы обрушились на нас, как дар языков», – вспоминала автор журнала «New Yorker» Дженет Фланер [126] .
Однако этот роман сочли настолько скандальным, что его было запрещено издавать отдельной книгой в США вплоть до 1934 года. (Как писала «New York Times» после выхода романа, парадокс, но запрет был снят «как раз после того, как Джойс утратил прежнее влияние на молодых писателей» [127] ). У автора литературных экспериментов Гертруды Стайн имелись свои почитатели, но ни один крупный американский издатель не притрагивался к ее колоссальным рукописям.
126
«В 1922 году он…»: Дженет Фланер, вступление к книге Дженет Фланер «Париж был вчерашним днем: 1925–1939 гг.» (Janet Flanner, Paris Was Yesterday: 1925–1939, New York: Harvest/HBJ, 1988), стр. х.
127
«Как раз после того, как Джойс…»: Джон Чемберлен, «Книги времен» (John Chamberlain, «Books of the Times», The New York Times, January 25, 1934).
А вот Ф. Скотт Фицджеральд стал по-настоящему знаменитым. Десятки тысяч читателей покупали его книги, опубликованные «Charles Scribner's Sons» – одним из самых престижных издательских домов в тогдашнем Нью-Йорке. Сам Фицджеральд и его беззаботная золотоволосая жена Зельда уже превратились в иконы поп-культуры. Зельду называли воплощением культуры эмансипированных молодых женщин (флэпперов). К последним в большей степени относилось то, что имел в виду Хемингуэй, стремясь к славе. Однако он намеревался получить все: стать притягательным не только для снобов, но и для масс. Цель была немыслимо высока, но Хемингуэй видел свой шанс, и ему явно хватало воли воспользоваться им.
К концу зимы он почувствовал, что настало время разослать рекомендательные письма Шервуда Андерсона. Кампанию по завоеванию Олимпа предстояло провести агрессивно и почти с хирургической точностью.
Первым делом Хемингуэй обратился к писателю Льюису Галантьеру – эрудированному американцу в очках, в то время работавшему в парижской Международной торговой палате. Шервуд Андерсон написал Галантьеру перед отбытием четы Хемингуэев в Европу, уверяя, что Хемингуэй очаровательный и «необычайно одаренный» молодой человек [128] .
128
«Необычайно одаренный…»: письмо Шервуда Андерсона Льюису Галантьеру, 28 ноября 1921 г., «Письма Шервуда Андерсона» под ред. Ховарда Мамфорда Джонса (ed. Howard Mumford Jones, Letters of Sherwood Anderson, New York: Kraus Reprint co., 1969), стр. 82.
Галантьер любезно нашел Хемингуэю и Хэдли жилье на первое время: на четвертом этаже, за 18 долларов в месяц, в доме без лифта, по адресу улица Кардинала Лемуана, 74, на холме Латинского квартала. На каждой лестничной площадке стоял зловонный писсуар. Внизу, у входа, создавал шумное соседство bal musette, или дансинг для рабочих. Нищие облюбовали эту улицу, спускавшуюся к реке. Район был бедным и опасным, зато цена подходящей, вдобавок улица обладала литературной атмосферой: Джеймс Джойс работал над «Улиссом» в доме номер 71, французский поэт Поль Верлен жил в доме номер 2. Хемингуэй отплатил Галантьеру за эту услугу: предложив ему побоксировать в отеле «Жакоб», он застал противника врасплох и ударил его в лицо. Хэдли вспоминала, что глаза и лицо Галантьера чудом уцелели, когда разбились очки [129] .
129
Воспоминания Хэдли об этом боксерском поединке переданы по изложению в Элис Хант Соколофф, «Хэдли: первая миссис Хемингуэй» (Alice Hunt Sokoloff, Hadley: The First Mrs. Hemingway, New York: Dodd, Mead & Company, 1973), стр. 44–45. Вскоре все узнали, что Хемингуэй любит проверять, насколько смелы его потенциальные друзья и знакомые: эти обряды инициации могли заключаться не только в импровизированных боксерских поединках – например, он подстрекал друзей смотреть в глаза разъяренным быкам на испанских аренах для корриды или даже предлагал поучаствовать в неких ритуалах с ножом. Мария Купер Дженис, дочь актера Гэри Купера, с которым Хемингуэй дружил на протяжении десятилетий, вспоминала такой ритуал за обеденным столом, когда сначала требовалось положить «руку… на стол, а он брал охотничий нож и бросал его, и если повезет, он вонзался между пальцев». После этого ставки повышались: в следующем раунде нож уже бросали в сторону колен. К счастью, по ее словам, кровь ни разу не пролилась. Источник: интервью Марии Дженис Купер, данное Лесли М. М. Блум 20 мая 2014 г.
Вскоре Хемингуэй установил контакт с Гертрудой Стайн и американским поэтом-модернистом Эзрой Паундом – оба они были врагами вычурного, старомодного литературного стиля. Паунд, по словам Сильвии Бич, являлся «признанным лидером современного движения» [130] . Он носил шарф с вышивкой «Обновляйся», который развевался у него за спиной, когда он разъезжал на велосипеде по городу. Будучи колоритными персонажами, Стайн и Паунд, вероятно, внушали робость малодушным. Тем не менее для тех, кто обладал физической крепостью, серьезными намерениями и достаточным талантом, Стайн и Паунд охотно становились наставниками [131] .
130
«Признанным лидером…»: Сильвия Бич, «Шекспир и компания» (Sylvia Beach, Shakespeare and Company: Bison Book Edition, Lincoln: University of Nebraska Press, 1980), стр. 26.
131
И Стайн, и Паунд «побуждали молодых артистов презирать старые формы и произведения, бунтовать, рвать узы и дерзать», как выразился журналист Линкольн Стеффенс. (Источник: Линкольн Стеффенс, «Автобиография Линкольна Стеффенса» (Lincoln Steffens, The Autobiography of Lincoln Steffens, Berkeley: Heyday Books, 2005), стр. 833.)